"Эмма Герштейн. Мемуары " - читать интересную книгу автора

связи с какой-то редакцией. Я ходила туда вместе с ней и видела, как
сотрудницы слушали ее, развесив уши. Они заказали ей статью о детской
литературе, и она написала хлесткий критический разбор книжек Корнея
Чуковского. Она утверждала, что это эпигонские стихи, и демонстрировала
литературные источники, из кото рых он, по ее мнению, заимствовал ритм,
рифмы и интонацию "Крокодила". Статья была выслушана с почтительным
восторгом, однако напечатана не была. В "ЗКП" Надя почувствовала себя очень
уверенно и приговаривала: "Я делаю то, что раньше делали сенаторы".
По поводу службы Моргулиса и Нади в "ЗКП" Мандельштам, как известно,
сочинил много шуточных "моргулет". Я помню две первые, из которых напечатана
только одна:

Ах, старика Моргулиса глаза
Преследуют мое воображение.
С ужасом я читаю в них
"За Коммунистическое просвещение".

Ах, старика Моргулиса глаза
Не соответствуют своему назначению.
Выгонят, выгонят его из "За
Коммунистическое просвещение".

Когда Надя легла в больницу, Осипа Эмильевича часто навещал Яхонтов.
Это было на Покровке в убогой, "плюшевой" и пыльной обстановке мещанской
комнаты. Той самой комнаты, из которой Надя выживала какого-то заскочившего
к ним газетчика спокойным предупреждением: "Сюда не садитесь - ножка
сломана" или "Осторожно: здесь натекло" и т.п. Это она умела делать
виртуозно.
Придя туда, я застала однажды Яхонтова во фраке и в цилиндре. Эта
экзотика ничуть не резала глаз. Яхонтов вписывался в комнату как отдельный
кадр в хорошо рассчитанном пространстве. Осип Эмильевич читал вместе с ним
свои шуточные стихи. Они были посвящены драматическому положению, в которое
попала хозяйка квартиры. Она прослышала, что в Сибири можно дешево купить
доху. Именно для поездки туда она сдала свою комнату Мандельштамам. В Москве
оставались ее мать и сын. Но Мандельштамы не могли расплатиться. Для
успокоения совести не оставалось ничего другого, как поставить себя выше
злополучных обывателей, скандируя сочиненные по этому случаю издевательские
стишки.
Для вящего эффекта Яхонтов, проходя из уборной через общую кухню,
стащил соседский чайник. Чайник стоял на стуле рядом с цилиндром.
Стихи начинал эпически Мандельштам: "Ох, до сибирских мехов охоча была
Каранович. Аж на Покровку она худого впустила жильца". Здесь вступал
Яхонтов: "Бабушка, шубе не быть! - вбежал запыхавшийся внучек. - Как на
духу, Мандельштам плюнет на нашу доху". Затем, следуя законам монтажа, по
которым Яхонтов работал на эстраде, оба чтеца без паузы переходили ко
второму стихотворению на ту же тему, читая его уже хором:

Скажи-ка, бабушка, хе-хе!
И я сейчас к тебе приеду:
Явиться ль в смокинге к обеду