"А.И.Герцен. Елена " - читать интересную книгу автора

он прочитал записку, вышел в переднюю, сказал лакею: "Доложи князю, что
буду в назначенное время" - и воротился допивать кофе, бормоча: "Странно,
на что я этому повесе? Устинья Артамоновна, вычисти-ка хорошенько кафтан
да приготовь глазетовый камзол, тот, что надевал в Успенье".
В небольшом кабинете, перед большим письменным столом, на вольтеровских
креслах сидел молодой человек лет 28. Все формы его выражали атлетическую
силу тела, так, как все черты лица - порывистую душу. Он был в халате,
обнаженная грудь подымалась сильно, темные волосы едва виднелись из-под
бархатной шапочки.
Юное лицо летами было старо жизнию; страсти и перевороты оставили на
нем резкие следы. Протянув ноги на мягкую подушку, он задумчиво чертил
пером бессвязные фигуры и несуществующие буквы. Стол был завален бумагами
и книгами; смотря на них, трудно было догадаться, что за человек князь:
проекты государственных перемен, фасады церквей, сельских домов, конюшен,
отчеты из деревень, прейскуранты из магазинов, выписки из романов и
выписки из Локка, из Монтескье, множество нераспечатанных писем и
несколько начатых ответов. Подле лежал развернутый том Шекспира; казалось,
он читал его недавно. Весь каби-нет был продолжением этого стола, или,
лучше, стол был сокращением этого кабинета. На полу стояли превосходные
картины, иные в богатых рамах, иные без рам, многие обернуты к стене;
несколько ваз красовалось без симметрии - одна на окне, другая на
мраморной тумбе, третья на камине; большие бронзовые часы Нортона спокойно
отдыхали незаведенные, и груда книг, большею частью английских, смиренно
лежала на ковре, которым был обит весь пол. Прислонившись к стрне, стоял
заржавевший кухенрейтер; черкесский кинжал висел возле каких-то остатков
астролябии; наконец, бюст Сократа со вздернутым носом и бюст кардинала
Ришелье с повислыми щеками смотрели друг на друга, отделенные темным
мраморным Приапом с козлиной ногой, с козлиной бородой и с сладострастным
выражением.
Вскоре князь бросил перо, облокотился на обе руки и неподвижно вперил
свой взор на висевший перед его глазами вид Венеции.
Смотрел ли он на него или нет, не знаю, но скорее нет, ибо видно было,
что он чем-то очень занят. Цвет лица его менялся, и он часто проводил
рукою по лбу, как бы желая отогнать думу или стереть воспоминание. Тихо
отворилась дверь, и взошедший камердинер доложил о приходе Ивана
Сергеевича. "Проси", - сказал князь, не переменяя положения, и через
минуту взошел Иван Сергеевич с своим спокойным видом, на который князь
бросил взор зависти и упрека.
- Чему обязан я, что ваше сиятельство...
- Бога ради, к стороне эти церемонии. Мне есть до вас просьба:
вы можете меня облагодетельствовать, мне нужен благородный человек, а я
знаю вас, несмотря на то, что мы редко видимся. Вы любили моего отца, он
много сделал для вашего семейства, теперь вы можете воздать сторицею... Не
отвечайте ничего, невозможного я не требую, я не сумасшедший. Прежде всего
вы должны выслушать полную исповедь; я буду откровенен, и ежели тогда вы
откажетесь помочь мне, то вы уже решительно не человек.
Удивленный Иван Сергеевич приготовлялся слушать, а князь указал ему
стул с другой стороны стола, опустил глаза и долго искал, с чего начать.
Казалось, он обдумал, как и что ему сказать, и именно поэтому растерялся в
ту минуту, когда надлежало говорить.