"Герман Гессе. Под колесами" - читать интересную книгу автора

было первый и последний раз, и наотрез отказались выслушивать безбожный
скрип С тех пор Луциус беспокойно бродил по монастырю в поисках укромного
уголка для своих занятий, а найдя его, извлекал из инструмента уже ни с чем
несообразные звуки, походившие то на визг поросенка, то на скулеж щенка, то
на скрипенье пилы, и доводил семинарскую братию до исступления Поэт Гейльнер
заметил, что ему так и кажется, будто изо всех дырочек этой старой,
источенной и измученной скрипки несется мольба о снисхождении Так как Луциус
не мог добиться никаких успехов, истерзанный преподаватель начал терять
терпение, нервничал, все чаще грубил. Эмиль упражнялся до исступления, и на
его самодовольной физиономии лавочника появились первые морщины забот. Нет,
то была чистая трагедия, ибо когда преподаватель в конце концов объявил его
совершенно неспособным к музыке и отказался продолжать уроки, неутолимая
страсть потерявшего голову Луциуса заставила его избрать своей жертвой
фортепьяно Многие месяцы мучился он с ним, прежде чем окончательно скис и
тихо сдался. Но еще годы спустя, стоило лишь завести речь о музыке, Луциус
охотно давал понять, что в былые времена и он обучался как на скрипке, так и
на фортепьянах и только неблагоприятные условия, к сожалению, вынудили его
оставить занятия столь прекрасными видами искусства.

Таким образом, Элладе представлялось немало случаев повеселиться за
счет странностей своих обитателей, ведь и любитель изящной словесности
Гейльнер не раз давал
повод, для комических сцен. Карл Гамель решительно записался в сатирики
и не упускал случая подмечать смешное. Он был на год старше остальных, и это
порождало в нем чувство некоторого превосходства, однако в вожаки ему так и
не удалось выбиться. Настроения его быстро менялись, и примерно каждую
неделю на него "нападало желание испытать свои силы в драке; тогда он был
необуздан и доходил до жестокости.

Ганс Гибенрат, с удивлением наблюдая за всем этим, шел своим избранным
тихим путем и вскоре прослыл хорошим, однако чересчур уж спокойным учеником.
Прилежный почти так же, как Луциус, он снискал к себе уважение всех соседей
по комнате, за исключением Гейльнера, избравшего себе девизом гениальное
легкомыслие и порой высмеивавшего Ганса как карьериста. И хотя по вечерам в
коридорах нередко затевались потасовки, многочисленная ватага быстро
развивающихся подростков сжилась неплохо. Все разыгрывали из себя взрослых
мужчин, занимались серьезно и вели себя безукоризненно - надо же было как-то
оправдать непривычное обращение на "вы, со стороны учителей, - а на только
что покинутую прогимназию поглядывали по меньшей мере с тем же
снисходительным высокомерием, как студенты-первокурсники на гимназию. Но
время от времени сквозь эту наигранную солидность прорывалось неподдельное
ребячество И тогда длинные коридоры гудели от топота сотен ног и крепкой
мальчишеской ругани.

Для руководителя какого заведения было бы отрадно и поучительно
наблюдать, как после первых же недель совместной жизни ватага ребятишек
уподобляется оседающей химической смеси, где колеблющиеся хлопья и комочки
понемногу то сгущаются, то снова рассеиваются, обретают другую форму - и так
до тех пор, пока не образуются прочные соединения. После того как прошла
первая робость и семинаристы перезнакомились друг с другом, все