"Герман Гессе. Под колесами" - читать интересную книгу автора

Дворик, окруженный галереей, как бы превратился в тихий мраморный сад. В
комнатах так все и гудело в предпраздничном оживлении, и даже обоим
вылощенным, всегда таким спокойным в своем достоинстве профессорам
предвкушение рождественских радостей придало налет снисходительности и
веселой приподнятости. Не было среди учителей и учеников ни одного, кто
оставался бы равнодушным при мысли о рождестве, даже Гейльнер казался менее
ожесточенным и несчастным, а Луциус уже прикидывал, какие учебники и какую
пару ботинок он захватит с собой. В письмах из дому говорилось о чудесных,
вызывавших приятные воспоминания вещах, родичи спрашивали о самых горячих
желаниях, описывали, как пеклись пироги, делали намеки на предстоящие
сюрпризы, радовались скорой встрече.

Перед отъездом на; каникулы семинарская братия и прежде всего эллины,
пережили еще одну, на сей раз веселую историю. На рождественский вечер,
который должен был состояться в Элладе, как самой большой из всех комнат,
ученики решили пригласить и преподавателей. Написали соответствующую случаю
торжественную речь, предполагалось выступление двух декламаторов, соло на
флейте, а также скрипичный дуэт. Но всем хотелось включить и что-нибудь
веселенькое. Долго шли переговоры, высказывались и отвергались предложения,
однако никому ничего подходящего в голову не приходило. Тут Карл Гамель,
шутки ради, заметил, что, пожалуй, самым веселым было бы соло на скрипке в
исполнении Эмиля Луциуса. Под дружный хохот предложение было принято!
Просьбами, обещаниями и угрозами несчастного музыканта заставили дать
согласие, И вот в программках, после витиеватого обращения к учителям, в
качестве отдельного номера значилось: "Тихая ночь- песня для скрипки,
исполнит, камерный виртуоз Эмиль Луциус". Звания "камерный, он удостоился за
свои усердные упражнения в отдаленной каморке.

Пригласили эфора, профессоров, репетиторов, господина Ганса и
оберфамулуса, и все они явились на торжество. У преподавателя музыки
выступили капли пота на лбу, когда Луциус в черном, взятом у Гартнера на
прокат сюртуке, гладко причесанный, весь точно выутюженный, вышел вперед и
скромно улыбнулся, Уже поклон, который он отвесил присутствующим, вызвал
взрыв смеха. Песнь "Тихая ночь" превратилась под его смычком в
душераздирающий плач, в жалобные, вызывающие зубную боль вопли. Дважды он
приступал к исполнению, рвал и рубил мелодию, ногой отбарабанивал такт,
трудился, как лесоруб в трескучий мороз

Преподаватель музыки, побелевший от возмущения, удостоился приветливого
кивка со стороны эфора.

Луциус начал в третий раз, но снова застрял. Лишь тогда, опустив
инструмент, он обратился к слушателям с извинением:

- Ничего не получается. Правда, я ведь только с осени играю на скрипке.

- Молодцом, Луциус! Молодцом! - воскликнул эфор - От имени всех
присутствующих благодарю вас за ваше прилежание. Продолжайте занятия в том
же духе; Per aspera ad astra!