"Александр Гейман. Овидий (рассказ)" - читать интересную книгу автора

Бреты. Ему все время казалось, что он забыл что-то очень
важное, что-то, что способно вырвать его из этой злой неволи.
И вот, теперь он это вспомнил - и выяснилось, что все еще
хуже, гораздо хуже, чем он думал. Эта культурная римская
жизнь, по которой скучал сибарит Марк Юний, эти блага роскоши,
эта цивилизация и утонченность, эта образованность и лоск были
еще худшим дикарством в сравнении с Дзиангаутси, чем это
селение варваров против жизни в Риме. Он был не просто чужаком
здесь, он был чужаком и изгнанником вдвойне: вся эта планета
была чужой, и весь ее мир был одним дикарским медвежьим углом.
Не сдержавшись, Марк Юний застонал и вновь дал волю
слезам. Он, самый талантливый диадзиаль, чудослов империи
Дзиангаутси обречен кончить дни на козьих шкурах в дикарской
хижине дикарской планеты! И ведь за что, о Абинт?!. За
невинную ребяческую выходку, легкую шалость - другим с рук
сходили куда более серьезные проступки.
А что сделал он? Пустяк - на празднестве в честь
десятилетия своего первенца к собравшимся гостям вышел
император, и, когда он открыл рот для ритуального приветствия,
из него высунулся длинный красный язык и стал вытягиваться из
уст иператора в виде бесконечной красной ленты. Эта красная
лента взмыла в воздух и стала слагаться в надпись - слова
приветствий срывались с августейших губ, но достигали гостей
не в устном, а письменном виде. Затем император стал
переливаться всеми цветами радуги - и вдруг лопнул, взорвался
на мелкие кусочки, и эти кусочки осыпали зал нитями
серебряного дождя и конфетти. Зал счел это удачной шуткой
самого императора и приветствовал ее рукоплесканиями и смехом.
Затем вышел сам император, и красная надпись в воздухе живо
скользнула к лицу императора и стремительно нырнула ему в
рот,- во всяком случае, так это выглядело. А император,
проглотив буквы, огласил приветствие уже вслух.
Вот и все, и сожри его Абинт, что же, скажите на милость,
в этом оскорбительного для трона, императорского
достоинства и нерушимых традиций Дзиангаутси? Если бы,
скажем, он превратил фантом императора в бабуина и заставил
пробежаться меж гостей, почесывая конечности,- ну, тогда еще
можно углядеть какое-то поношение. А здесь-то? Реприза,
предваряющая выход главного героя, не более. Да нет, видимо,
это был только повод, настоящая причина была, конечно же,
другой... Помнится, кто-то из друзей намекал ему, что не надо
проводить столько времени у ног прекрасной Игмары - дескать,
ходят слухи, что юную прелестницу осчастливило высочайшее
внимание. Он тогда отшутился, что его сопернику нечего
опасаться - благосклонность Игмары, увы, не идет дальше
согласия наслаждаться его фантазией и изящным слогом. Но,
видимо, и этой благосклонности было достаточно для ревнивого
неудовольствия - император ждал только повода, и он дал его. А
кстати, не тот же ли самый приятель подстрекал его к той
шалости с лентой? Да, так и есть! О Абинт, что за люди! О