"Александр Гейман. Виртуоз куннилинга" - читать интересную книгу автора

Лаврентий Павлович остановился, снова почмокал губами, ещё раз
вздохнул и, закурив сигарету, принялся рассказывать дальше.

- Да, Меркулов, кому доводилось это испытывать - блаженнейший из
смертных... Одно, знаешь, мне не нравилось - никак не могла эта грымза
преподавательские свои замашки оставить, слушай, ну, совершенно нечуткая
женщина. Ей бы что-нибудь ласковое сказать, а она все по сюжету: как вы
держите язык, товарищ нарком Берия, глубже, глубже... в общем, все
чем-нибудь недовольна, да. Мне уж тут китайские коммунисты, я попросил,
одну книжку перевели, подарили - "Дао любви" - ну, слушай, по учебнику все
делаю - и все равно ей не угодишь. И еще, слушай, что плохо, - Налбандян не
выдерживал, - армяне, они что, все что ли такие слабонервные, как ты
думаешь? - ему рисовать надо, а он возьмет да свалится на пол. Я ему
говорю: ты, может, питаешься плохо? - он отвечает, - нет, товарищ нарком,
это я от избытка чувств.

Ну вот, а потом, Меркулов, - и чего это на меня нашло? - ошибку я
сделал. Думаю: как же так, у меня ведь жена, надо ей объяснить, совестно,
слушай, - получается, изменяю, да? Вот как-то собрался с духом и говорю:
слушай, жена, серьезный разговор к тебе. Я тут теперь езжу к товарищу
академику Лепешинской, клитор ей разрабатываю, но ты не думай, я тебе не
изменяю, мы с ней Налбандяну позируем для картины, это у нас партийное
поручение такое. Ну, знаешь ведь - женщина, она как понесла на меня, ай,
Меркулов, - никогда такого не было. Я говорю: позвони Кобе, если не веришь.
Она звонит: так и так, товарищ Сталин, мой... ну, она меня нехорошо
назвала, - говорит, что у Лепешинской клитор сосет, что ему это партия
поручила. А товарищ Сталин ей: а зачем же товарищ Берия раскрывает своей
жене важную партийно-государственную тайну? Короче, Меркулов, поняла она
все, но ты понимаешь? - потребовала, чтобы мы с Лепешинской позировали
Налбандяну при ней. А то, говорит, я тебя знаю - ты на куннилинге не
остановишься, а про другое в сюжете нет, так что я за тобой сама пригляжу,
чтобы разврата не было.

И стала она на этюды со мной ездить - понимаешь, Меркулов, ну, не в
кайф, совсем не то стало, а? Лепешинская свои указки дает, жена тут же над
душой стоит, Налбандян сопит, как чайник, проверяющие из ЦКК заходят - ну,
интимное же дело, а? Я уж говорю Налбандяну - ты закругляйся со своими
зарисовками, - ну, он через пару раз сказал, что ему эскизов хватит.

Лаврентий Павлович сделал паузу, лукаво блеснул пенсне и спросил:

- Как по-твоему, Меркулов, что из всего этого получилось? Из нашего,
знаешь, дао любви с Лепешинской?

- Картина, наверное, - осторожно отвечал Меркулов.

- Слушай, ясно, что картина... Я про другое - ни за что не
догадаешься, Меркулов... Знаешь, что у Лепешинской выросло? А знаешь, на
сколько? На десять сантиметров, во как, понял? А у меня, ты посмотри...