"Владимир Гиляровский. Мои скитания" - читать интересную книгу автора

"божественный ужас": бросил прилавок, родительский дом и пошел впроголодь
странствовать с бродячей труппой, пока через много лет не получил
на-следство после родителей. К этому времени он уже играл первые роли
резонеров и решил сам содержать театр. Сначала он стал во главе бродячей
труппы, играл по ка-зачьим станицам на Дону, на ярмарках, в уездных
город-ках Тамбовской и Воронежской губернии, потом снял театр на зиму
сначала в Урюпине и Борисоглебске, а за-тем в губернском Тамбове. Вскоре
после 1861 года на-ступили времена, когда помещики проедали выкупные,
полученные за свои имения. Между ними были крупные меценаты, державшие
театры и не жалевшие денег на приглашение лучших сил тогдашней сцены.
Семейства тамбовских дворян, Ознобишиных, Алексеевых и Сати-ных,
покровительствовали театру, а Ил. Ив. Ознобишин был даже автором нескольких
пьес, имевших успех. Князь К. К. Грузинский - московский актер-любитель,
под псевдонимом Звездочкина, сам держал театр, чередуясь с Г. И.
Григорьевым, когда последний возвращался в Тамбов из своих поездок по мелким
городам, которые он больше любил, чем солидную антрепризу в Тамбове.
Но в Тамбове Григорий Иванович не менял своих привычек. Он жил в
большой квартире при своем театре, и его квартира была вечно уплотнена
бродяжным актер-ским людом. Жили и в бельетаже, и внизу, и даже в двух
подвалах, где спали на пустых ящиках на соломе, иногда с поленом в головах.
В одном из этих подвалов в 1875 году, великим постом, жил и я вместе с
трагиком Волгиным-Кречетовым, поместившись на ящиках как раз под окном,
лежавшим ниже уровня земли. "Переехал" я из этого подвала в соседний только
потому, что рано утром свинья со двора продавила всю раму, которая с
оскол-ками стекла упала на мое ложе, а в разбитое окно к утру намело в
подвал сугроб снега. Потом меня перевел наверх в свою комнату сын Г. И.
Григорьева, Вася, по-мощник режиссера. Ему было лет восемнадцать, он
обла-дал прекрасным небольшим голосом, играл простаков и водевили,
пользовался всеобщей любовью и был кроме того прекрасным помощником
режиссера. Впоследствии, когда он уже был женатым и был в почтенных летах,
до самой смерти его никто иначе не звал, как Вася. Его лю-бил покойный Антон
Павлович Чехов, с которым он часто встречался у меня. Чехов любил слушать
его интересные рассказы из актерского быта, а когда подарил ему с над-писью
свои "Сказки Мельпомены", то Григорьев их пере-плел в дорогой сафьяновый
переплет и всегда носил в кармане. Между прочим, он у меня за ужином дал
сю-жет для "Каштанки" Чехову своим рассказом о тамбов-ском случае с собакой.
Точь-в-точь, как написано у Че-хова. Собственно говоря, Вася Григорьев и был
виновник того, что я поступил на сцену, а значит и того, что я имею
удовольствие писать эти строки.
В 1875 году, когда цирк переезжал из Воронежа в Саратов, я был в
Тамбове в театре на галерке, зашел в соседний с театром актерский ресторан
Пустовалова. Там случилась драка, во время которой какие-то загуляв-шие
базарные торговцы бросились за что-то бить Васю Григорьева и его товарища,
выходного актера Евстигне-ева, которых я и не видал никогда прежде. Я
заступился, избил и выгнал из ресторана буянов.
И в эту ночь я переночевал на ящиках в подвале вместе с Евстигнеевым, а
на другой день был принят выходным актером, и в тот же вечер, измазавшись
сажей, играл негра-невольника без слов в "Хижине дяди Тома".
Спектакль не обошелся без курьезов. Во-первых, на всех заборах были
расклеены афиши с опечаткой. Огром-ными буквами красовалось "Жижина дяди