"Нодар Джин. Повесть о смерти и суете" - читать интересную книгу автора

только спокойствие.
Я спросил Даварашвили: Почему же - если она и вправду умерла во сне -
глаза были открыты? Это мало что значит, ответил он, поскольку в момент
кончины веки часто раскрываются. Древние врачи, объяснил он, считали, будто
природа устроила это с тем, чтобы, заглядывая в глаза мертвецов, люди сумели
постигнуть естественное состояние человеческого духа. Которым, по его
расчётам, является меланхолия.





6. Жадная открытость приступам счастья


В отличие от других свидетелей, Даварашвили считал, что в глазах Нателы
застыло не спокойствие, а меланхолия, то есть душевная истерия, поражающая
волю и навевающая чувство полной неспособности разобраться в собственных
желаниях. У некоторых людей, объяснил он, переход от существования к его
осмыслению резко замедляется, - и тогда ими овладевает меланхолия,
истерическое состояние души, лишенной воли. Он сказал ещё, что от этого не
умирают, а поэтому - одно из двух: либо женщина страдала не описанной формой
меланхолии, либо причиной смерти оказался иной недуг. Который можно
распознать лишь при исследовании трупа.
Залман, между тем, настоял, чтобы Нателу не отвозили в морг, поскольку
никому из петхаинцев не хотелось начинать первые в общине похороны с
кощунства, чем, по всеобщему мнению, являлось кромсание трупа. Начальник
участка охотно согласился с беженцами и - за отсутствием у Нателы
родственников в Америке - попросил Залмана вместе с доктором расписаться в
том, что смерть госпожи Элигуловой, "ненасильственная", не вызывает у общины
подозрений в убийстве.
Залман предложил провести последнюю панихиду во дворе синагоги, как
было принято в Грузии. Петхаинцы поддержали его не из любви к усопшей, а из
брезгливости к местным обычаям. В частности - к траурным обрядам в
похоронных домах, напоминающих, дескать, магазины ненужных товаров, где все
торговцы, опрысканные одним и тем же одеколоном, расхаживают в одинаковых
чёрных костюмах с атласными лацканами и с одинаковою же угодливой улыбкой.
Любви к Нателе никто из петхаинцев не испытывал, и у большинства
сложилось твёрдое мнение, что её ранняя кончина явилась запоздалым небесным
наказанием за постоянные прегрешения души и плоти. То есть - за постоянное
земное везение и успех. Мужчин раздражало в ней её богатство и полное к ним
пренебрежение. Женщины не прощали ей не столько красоту и эротическую
избыточность, сколько скандальную независимость и жадную открытость
приступам счастья.
Натела Элигулова была ярким воплощением тех качеств, которые среди
петхаинцев - да и не только - сходили за пороки по причинам непонятным, ибо
к этим порокам все тайно и стремятся. Причём, про себя все называют их не
источником грядущих бед, а уже состоявшимся вознаграждением, в результате
чего получается, что награда за многие пороки заключается в самих тех вещах,
которые испокон веков и именуются как раз пороками. Тем более, что для