"Нодар Джин. Предисловие к повестям о суете" - читать интересную книгу автора

подозревает, что мы - увы или ура - вступаем в третье тысячелетие. Суетимся
по этому поводу мы, - не она. Точно так же лес не подозревает о приближении
праздника, когда под новый год мы срубаем ель, тащим ее в дом, украшаем
игрушками и, пардон, шумим. Лес продолжает быть чем был - лесом. И вести
себя как ему и положено. Либо шуметь, либо нет.


*****

Если бы даже вышесказанное было неверно, то все равно следующее
объявление неоспоримо. Хотя бы потому, что вышесказанное верно.
Вот это объявление: За истекшее тысячелетие ничего нового для сущности
человека и его жизни не произошло. Как не произошло за предыдущее. Как не
произойдет поэтому и за начинающееся. Впрочем, будущее неосуществимо не
только потому, что неискоренимо прошлое. Или не только потому, что в
нынешние времена будущее перестало быть чем было в прежние времена. Или не
только потому, что, хотя каждый человек живет будущим, никто не хочет
переселяться в него из настоящего.
Будущее неосуществимо по той же причине, по которой не осуществилось в
свое время прошлое, - в то самое время, когда это прошлое было еще будущим.
Под неосуществимостью я понимаю изменение человеческой природы и сущностных
условий бытия. Причем, такое изменение, которое значило бы "улучшение", -
иначе зачем бы пришла кому-нибудь в голову идея изменять существующее?
Будущее неосуществимо, ибо неисправимо прошлое - пусть даже человек, в
отличие от "соперничающего" с ним Бога, и "умеет" постоянно перекраивать
прошлое, оставляя Сопернику будущее. Кто-то (из людей) признался, что
ненавидит прошлое: оно угрожает его будущему. Он был прав несмотря на то,
что каждому поколению свойственно не просто "принижать" прошлое,
рассматривать его всего лишь как подготовку к сиюминутному, но и подгонять
прошлое к своему представлению о том каким же именно продолжение должно
быть. Не я, дескать, принадлежу прошлому, а оно мне.
Никакого продолжения, тем не менее, никакой преемственности в природе
нету. Нету и в истории. Тем более, что нету и истории. История - это фикция
ума. Впрочем, если бы она и была столь же реальной, как природа, то и в этом
случае следовало бы объявить, что ни в чем никакой преемственности нету. И
никакого сущностного изменения. Все в общем и целом повторяется.
Изменяется у людей иное - идея, идеал, идеология. Но это изменение
изменяет лишь стиль существования. Костюмы Версачче - воплощение иной идеи и
идеологии, иного идеала, чем идеи, идеология и идеалы той поры, когда фирмы
по продаже недвижимости торговали исключительно пещерами. С самим Версачче,
однако, произошла история до-смерти знакомая обитателям тех пещер: его из
живого сделали мертвым. Вот почему прав сатирик, который рассчитанное
звучать гордо "Esse Homo!" назвал доносом. Страдая детской болезнью
привнесения в мир смысла и порядка, человек не смог, однако, укротить в себе
животную сущность, ибо стихия развития мира не подчинена никакой
умозрительной воле. Человек не смог этого сделать, пусть и добился кое-каких
успехов в укрощении стихии не-человеческой.
Существует мнение, будто смысл истории как "формы знания" заключается в
ее способности порождать вопросы. И будто динамика этих вопросов и есть,
собственно, исторический процесс. И будто в зависимости от вопросов меняется