"Нодар Джин. Предисловие к повестям о суете" - читать интересную книгу автора

Новое тысячелетие - остроумная тема. Но нелепая. Как, скажем,
остроумно, но нелепо было бы изречь, что Мистер Х., воспользовавшись случаем
появления на свет, преуспел. А преуспел в том, что был - после рождения -
живой. И этот самый успех сопутствовал ему вплоть до мгновения, когда он
скончался. Или: этот успех отказал ему лишь однажды. Да и то в конце.
Можно придумать и другие подходящие к случаю фразы, каждая из коих
будет правильной, но глупой. Ибо дело не в словах или в способе оперирования
ими, не в мышлении, а в ситуации. Самой по себе суетной: пока Мистер Х.
жив - он живой, а когда перестает быть таковым, то становится, наоборот,
неживым. Например, - мертвым. Философу Витгенштейну казалось, кстати, будто
границы нашего мышления обусловлены границами языка. Однако правильная
речь - отнюдь не гарантия правильной мысли. Свидетельство тому - подавляющее
большинство из когда-либо правильно выраженного или записанного.
Проблема тысячелетия, или даже времени вообще, - не реальная проблема,
а вербалистическая. Лингвистическая. К сути вещей отношения не имеющая.
Это - просто звуковой (при речи) и графический (при письме) символ. Который
в качестве такового и залегает в наш мозг. Не в природу. Время вмешивается в
суть человеческой жизни так же поверхностно, как новый год - в привычку
курить. Хотя многие бросают табак первого января, ни сам этот день, ни
приученный к курению организм не повинны в отказе от этого удовольствия. Так
же, как если это удовольствие убийствененно, - то отказ от чтения
предупреждающих ярлыков на сигаретной коробке от "табачной" смерти не
спасает.
В течение долгого срока до наступления "нашего" времени, которое мы то
ли из каприза, то ли из сомнительных представлений об удобстве стали
расфасовывать на годы, столетия и тысячелетия, пришлепывая к ним всякие
цифры и слова, люди относились ко времени весьма неволнительно. Как
относятся к воде в кастрюле. В качестве каковой и представляли его себе
древние индусы, китайцы, египтяне, греки и римляне. Причем, эта кастрюля
представлялась им даже дырявой. Из нее сочилась вода в другой сосуд - и
потом из "другого" заливалась обратно в дырявый.
Впрочем, если даже вода и не повторялась, то "новая" отличалась от
"прежней" не резче, чем отличается одна капля от другой. Или одна песчинка
от другой в другом сосуде для "контроля" над временем. В таком сосуде, в
котором из века в век перекатываются (из одного пузырька в другой) не просто
одинаковые песчинки, но - одни и те же!
Причем, - и это скандально важно, - ни вода, ни песок не подсказывали
нашим предкам, будто то, что символизируют собой капли или песчинки, можно
насиловать в воображении: разделять его на несколько "категорий". Скажем, на
три - прошлое, настоящее, будущее. Наши предки относились к реальности с
куда большим почтением, то есть непривередливо, - а посему любые возможные
(в воображении) "категории" считали достоянием самой природы. Благодаря чему
и будущее, и настоящее, и прошедшее, и любое иное возможное время пребывало
для них в одной и той же кастрюле или колбе. В качестве неотличимых друг от
друга капель и песчинок.
Каждую из которых можно потрогать и каждая из которых может быть чем
угодно - и прошлым, и настоящим, и будущим.
Правы они оказались по крайней мере вот в чем: во вселенной царит
Великое Безразличие. Скука. Неподкупность. Неподступность. Жизнь не