"Нодар Джин. Повесть о вере и суете" - читать интересную книгу автора

Он придирчиво всматривался в днище кожаного ковша, прицеливал пестик к
пятачку на внутренней стороне подошвы, колотил по нему и чертыхался. Потому
что промахивался. Через несколько попыток, не поднимая головы, он буркнул
мне, что его зовут Хаим Исраелов, а на Кавказе приличных сапожников уже не
найти:
- Вчера, понимаешь, мне прибили тут новые каблуки, а гвозди торчат
концами в подошве! Изодрали всю ступню, смотри! Но зачем мне новые каблуки?!
Сидишь тут на месте, и ничего не происходит. Ничего никуда не движется. Все
уехали. Теперь у нас как на кладбище. Даже река - видел? - не течет. Редко.
И облака на небе... Потолкаются раз в неделю - и стоят. Понял?
Я ответил, что уезжаю в Америку и пришел фотографировать.
Старики сгрудились вокруг Хаима и согласились с ним, что слышали о моем
деде, который, хотя был силен и кулаком сбивал быка, все равно, увы, вместо
того, чтобы жить, скончался. Но это, впрочем, неглупо, ибо в раю, куда он
переселился, лучше, чем даже в Грузии.
Слышали они и об Америке, где - в отличие от моего деда - никто сам не
умирает, поскольку в раю не лучше, чем там. А для того, чтобы учредить
кладбище, без чего жить нельзя, в Америке приходится убивать здоровых людей.
Чем американцы, мол, в основном и занимаются.
Потом Хаим натянул на ноги сапоги, поднялся с кушетки и оказался ниже,
чем когда сидел. Заметив мое удивление, смутился и поспешил отвлечь меня
страдальческой гримасой. Которую объяснил тем, что ему, видимо, не удалось
притупить кончики гвоздей.
Я отступил на шаг, чтобы смотреть ему в глаза, а не в папаху, и
предложил свою помощь, пояснив, что унаследовал от деда способность к
прицельным ударам.
Хаим оскорбился. А может быть, и нет - просто сделал такой вид, желая
отвлечь мое внимание еще дальше от своего роста. Объявил, что ни он, ни его
друзья в помощи не нуждаются. Мы, мол, не беспризорники, а знаменитые
музыканты. Деньги, мол, скопили пудами, и каждый, кроме него, Хаима, имеет
сыновей ростом меня не ниже. А у Хаима - хотя и дочь - живет зато в Москве.
Старики опять закивали головами, увенчанными одинаковыми папахами из
седого каракуля, загалдели и стали описывать свои квартиры.
Хаим вытащил из брюк связку ключей, подбросил ее вверх, но не поймал.
Поднять ее с бетонной плиты, на которую она плюхнулась, он мне не позволил.
Взамен взглядом потребовал у меня выказать реакцию на его заявление об их
величии и достатке.
- Стоп, господа! - воскликнул я, но старики, наоборот, зашевелились и
шагнули ко мне ближе.
Я удивился, но продолжил:
- Как же так, господа? Почему вы при ваших, говорите, роскошных
квартирах забрались в эту глушь? И поселились все вместе на этих кушетках...
В этой вот, извините, кишке?
Старики заморгали, переглянулись и почему-то стали жевать.
К чему бы это, спросил я себя.
Стало тихо. За порогом постанывал от холода ветер и просился вовнутрь,
прокрадываясь в щель под дверью и проникая мне под штанину. Влага захлюпала
с потолка чаще, а мухи в промежутке между икающими каплями зажужжали громче.
Старики продолжали хранить молчание.
- Прошу прощения! - произнес я наконец. - Не отвечайте: уже понимаю! И