"Нодар Джин. Повесть о вере и суете" - читать интересную книгу автора

Однажды отличие оказалось скандальным. Топуридзе объявил в эфире, что,
вопреки нормам сдержанности и приличия, советские подлодки начали массивный
запуск ядерных ракет в направлении американского континента. В англоязычном
оригинале заметки речь шла, впрочем, лишь о новом запуске подлодок в
океанские воды, омывающие берега Америки.
Через два дня, по истечении срока, в течение которого ракеты - даже по
самым консервативным расчетам - могли достигнуть названной цели, в
вашингтонский Госдеп поступило письмо из Советского посольства. Письмо
содержало недоуменный вопрос. Отражает ли, дескать, недавнее сообщение
"Голоса" о начале ядерной войны мнение правительства?
Назавтра международный вещатель Топуридзе был вызван в кабинет
Силиберти. Он вступил туда вобрав в себя брюхо и на цыпочках. Выступил через
час. Твердым шагом. Вместо того, чтобы - согласно ожиданию коллег -
попрощаться с ними, оторвать себя от журналистики и вернуть виноделию, он
пригласил их вечером на свою помолвку со "специальной ассистенткой".

3. Мыть руки, покидая день

Бывший парашютист Валерьян Ссангулия, мой сосед по правую руку,
объяснил свое отсутствие на этом банкете присутствием на нем русских и
армянских коллег, а также притупляющим воздействием алкоголя на
патриотические чувства. Любовь к Грузии он проявлял не только в жажде
русской и армянской крови, но и в менее понятном признании, что ради родной
земли был бы счастлив выпрыгнуть из самолета без парашюта.
Счастлив, кстати, оказался бы и я. В отличие от Топуридзе, не
владевшего английским, Ссангулия, покинувший родину неучем во время войны,
полвека назад, не помнил, наоборот, грузинского. Мне поэтому, как редактору,
приходилось заново переписывать его наглые "переводы", в которых большинство
наспех изобретаемых им слов представляли собой англоязычные корни с
грузинскими суффиксами.
Несмотря на профнепригодность, Ссангулия считался ценным кадром
грузинского отдела, ибо ненавидел советскую власть так люто, что при первой
же возможности, в июне же 41-го года, перебежал из Красной армии к немцам.
Говорят, - с ценными разведданными о числе интеллектуалов в его родной
мингрельской деревне. Позже, к концу войны, он перебежал к американцам.
Тоже, не исключено, с какими-то данными, поскольку в Вашингтоне его
обласкали и с открытием на "Голосе" грузинского отдела в начале новой войны,
холодной, зачислили туда в качестве памфлетиста.
Согласно моей должности, я редактировал только язык его сочинений.
Сочинять самому - по действовавшим правилам - мне не позволялось: я не был
еще гражданином. Это меня устраивало еще и потому, что писать не к чему
когда можешь читать. И вычеркивать. Валерьян, тем не менее считал, будто в
процессе "стилистической чистки" содержание памфлетов утрачивает боевитость.
И обижался.
Наиболее сильный удар по его самолюбию нанес, однако, лысый бородач и
очкарик Марк из семьи безвестных русских монархистов Помар. Хотя этот Помар
родился и вырос в Вермонте, он попал на "Голос" из той же мюнхенской
"Свободы", где Герд фон Деминг держал его в заместителях.
Прибыв в Вашингтон, Марк, подобно Герду, стал уже одним из начальников.
Не отличаясь от них бездарностью, он, тем не менее, подражал не им, а