"Нодар Джин. Повесть о вере и суете" - читать интересную книгу автора

Ванда всхлипнула, высушила глаза кулаком и улыбнулась:
- Ты не похож на белых... Я слежу за тобой, и ты - как мы... По глазам
вижу... У них в глазах зрачки, а у тебя - нет, сердце...
- Увы, Ванда! - произнес я и понурил голову. - Я не такой, как вы, и
даже не просто белый. Я жид.
С какою-то замедленностью она забрала мою ладонь и пропихнула себе под
левую грудь. Ладонь моя исчезла, но паниковать я не стал. Бесполое тепло,
переливавшееся из этого огромного алабамского организма, наполнило меня
чувством защищенности.
- Я знаю, - проговорила Ванда тихим голосом и стиснула мою исчезнувшую
ладонь. - Успокойся и ты, слышишь!
Я поднял на нее глаза и еще раз сказал правду:
- А я как раз очень спокоен...
Как только я произнес эту фразу, Вандино сердце под моей ладонью
заколотилось и стало тыркаться наружу. Туда же, наружу, рванулись из век и
ее налившиеся кровью глаза.
- Никогда! - зашипела она. - Никогда не говори, что спокоен! Я не
позволю тебе успокоиться!
- Нет? - удивился я. - А что же тогда делать?
- Рвать и метать! - сказала она твердо, по буквам, и распахнула глаза
шире. В них сверкнул первобытный гнев, на который, как я думал, люди не
способны с той поры, когда договорились не кушать друг друга. Ни живьем, ни
даже после кончины.
- А как рвать? - выкатил я глаза. - Или метать?
Ванда снова забрала у меня ладонь, скомкала ее и, затушив в себе
ярость, сказала после паузы:
- Я им тут не такие гвозди в жопу вгоняла!
- Помару или Демингу? - обрадовался я.
- Всем белым крысам. Положись на меня! Я их всех ненавижу! - и
хрустнула пальцами моей запотевшей руки.
Через час, в предисловии к передаче о "змееныше", умертвившем "витязя",
"Голос" объявил народам несвободной России, что в течение ближайших месяцев
они будут слушать "скрупулезно документальную историю, поведанную великим
хроникером".

5. Отказывается ждать и время

Ванда состояла в дружбе с секретаршами такого числа вашингтонских
вельмож, что мне приходилось ходить к последним со своею жалобой каждый
день. Ванде, назначавшей мне с ними свидания без моего ведома, визиты эти
частыми не казались, поскольку "змееныш" Мордко стрелял в витязя втрое чаще.
Трижды в день. И каждый раз "Голос" предварял рассказ об этом выстреле
заверениями в "скрупулезном документализме" истории об убиении великой
надежды.
Поначалу, на приемах у вельмож, я оперировал полутонами. Вскоре
сдержанность стала невмоготу. Как и плоти, умеренность дается духу труднее,
чем полное воздержание. Следуя Вандиному повелению, я начал рвать и метать.
Как же так?! - и гневно стучал кулаками по столам. Как же они на "Голосе"
смеют?! От имени всей Америки! Как вы им позволяете?! Почему не скажете
"нет"? Нет антисемитизму! И расизму! Да и вообще! Свобода! И заодно