"Нодар Джин. Я есть кто Я есть" - читать интересную книгу автора

традиционного еврейского мироощущения, как бы утверждая на самом пороге
христианского летоисчисления все то же сакраментальное "Я есть Кто Я есть".
Нагляднее всего проявилось это в писаниях и в судьбе Иосифа Флавия. Он
родился в Иерусалиме (37 г. н. э.) в прославленной семье Хасмонеев и умер в
Риме (105 г.), где служил в качестве личного советника и историка
императоров из рода Флавиев, по распоряжению которых ему еще при жизни был
установлен памятник, а его сочинениям отведено почетное место в народной
библиотеке. До начала литературной деятельности Иосиф был одним из
военачальников иудейской армии в Галилее, сражавшейся за независимость от
Рима. Потерпев, однако, сокрушительное поражение, он сдался на милость
врагу, что, понятно, оказало влияние на его репутацию среди
соотечественников. В то же время, несмотря на далеко не восторженное к нему
отношение со стороны многих его критиков, вряд ли можно отказывать ему в
глубоком патриотизме, который проявлял себя тем сильнее, чем отчаяннее
стеремился Иосиф искупить вину за бесславное решение прислуживать врагу. Всю
свою деятельность в период жизни среди завоевателей Иосиф направляет на
ослабление враждебности Рима к евреям и их наследию.
Ниже - выдержки из его очерка, направленного против популярного
александрийского юдофоба Апиона.
Между теми обычаями и законами, которые утвердились среди народов
земли, существует бесчисленное количество различий, однако в кратком виде
эти различия можно, вероятно, представить следующим образом: одни
законоучители призывают свои правительства служить монархическому
государственному порядку, другие - порядку олигархическому, третьи -
республиканскому и т. д. Что же касается нашего законодателя, Моисея, он,
отрицая все названные формы государственного устройства, предписывает то,
что можно было бы назвать "теократическим" порядком; иными словами, вся
государственная власть и сила должны - по его мнению - принадлежать лишь
Богу. которого весь народ почитает в качестве истинного Творца всех добрых
дел, направленных как на благо всей земли, так и на радость каждого
отдельного человека. Законодатель наш учит: ничто не скроется от Господнего
ока - ни явные деяния людей, ни тайные их помышления. Кроме же этого он
отзывается о Боге как о чем-то непреложном и не ограниченном в пространстве
и во времени, как о первопричине и распорядителе всего сущего, как о
Существе, который, не открывая Своего лица, заявляет о Себе посредством
Своих деяний.
Я не берусь сейчас отвечать на вопрос о связях между подобными
представлениями о Боге с идеями мудрейших греческих мужей. Тем не менее,
известно, что греческие мудрецы никогда не сомневались в полном соответствии
подобных представлений самой истине, в их абсолютной согласованности с самою
природой Божественного: и Пифагор, и Анаксагор, и Платон, и следовавшие им
философы-стоики, и почти все остальные греческие мыслители высказывали по
существу те же идеи, хотя отваживались заявлять об этом не всенародно, а в
тесном кругу своих учеников, ибо подавляющее большинство подверженных
предрассудкам людей издавна придерживается совершенно иных представлений.
Что же касается нашего законоучителя, чьи практические деяния не расходились
с проповедуемыми им принципами, - он отнюдь не ограничивал круг внимателен
приближенными к нему священниками, но утверждал свое представление о Боге
среди всего народа с такою непоколебимою силою, что никогда никто не сможет
уже его пошатнуть.