"Марк Гиршин. Дневник простака: Случай в гостинице на 44-й улице " - читать интересную книгу автора

Нола им дала свой телефон. Когда мы попрощались с Вовами, я спросил, зачем.
Но Нола рассмеялась. Не ревнуй, он мне совсем не нравится. А у тебя такое
открытое лицо. И погладила меня. Она купила теннисные туфли себе и Лене и
рубашку для мужа. И предложила где-нибудь выпить кофе и отдохнуть, потому
что она чувствовала себя утомленной, а ехать домой уже поздно, наступил час
пик, и все дороги забиты. Действительно, только чтобы перегнать машину на
стоянку возле кафе, а это совсем рядом, ушло, наверное, полчаса, так было
тесно на дороге. Зато в кафе было свободно, и по виду посетителей заметно,
что день уже позади и можно не спешить. Я подумал, было бы неплохо, если бы
мы с Нолой пришли сюда после работы, скажем, я заехал за ней в ее офис, и
вот мы решили переждать здесь, пока не разгрузятся дороги, а потом ехать к
себе. Нола приклонила голову к моему плечу, и мы сидели, не двигаясь. Мне
было неудобно, но я знал, что если шевельнусь, она подумает, я хочу, чтоб
она забрала голову. Болела шея, но я терпел. Хорошо, что скоро эта поза ей
самой надоела, и она уехала.

Сентября 23-е

Пришел ответ от критика. Я сидел весь вечер со словарем, пока не
перевел. Сначала критик написал, чтоб я извинил его за опоздание с ответом.
А опоздал он всего на какие-нибудь дня четыре, не больше. Мы в издательстве
на четыре месяца опаздывали и не извинялись. Потому что, по его мнению,
рассказы могут быть напечатаны в Америке, кроме одного, который мне больше
других нравился. Он считает, что этот рассказ хуже по форме и по стилю. В
конце критик спрашивал, разрешу ли я ему дать один совет, именно, перевести
хотя бы небольшую часть материала на английский. После этого я смогу
предлагать рукопись издательствам с большей надеждой на успех.
Вместе с письмом от критика дежурный дал мне также извещение, что
звонил Ган, но это неважно. Я вспомнил, сатирик, с которым я поспорил в ОМО,
говорил, что переводчикам нужно много платить.

Сентября 25-е

Вчера ничего не писал, не было ни минутки. Ган мне накануне позвонил,
он вычитал в газете, в каком-то издательстве можно получить работу, печатать
что-то по-русски на машинке.
Оказалось, надо пока заполнить анкеты. Заполнил. Один лист зеленый,
другой желтый. И белый. Было совестно пачкать такие красивые листы своими
английскими каракулями. На все вопросы ответил, кроме цвета глаз, не знал,
какой у меня. Там же случайно узнал фамилию переводчицы и в каком
издательстве она работает. Оказывается, она недавно даже перевела роман
одного эмигранта о преступном мире в Союзе, написанный языком современной
улицы, и он уже имеет успех.
Я поспешил в гостиницу за рассказами, а оттуда к ней. Она была
неряшливо одета, лицо конопатое. Тут же согласилась прочитать. А мне уже не
хотелось оставлять ей рассказы из-за этой книги о преступном мире, какого-то
чтива. Поэтому я сказал, что мнение критика о рассказах не очень высокое.
Какого критика, она насторожилась, и попросила показать его письмо. Но я не
взял с собой письма. Это не обескуражило переводчицу. Тогда я сказал, что ее
может неприятно удивить моя манера письма. Тут она впервые улыбнулась: меня