"Марк Гиршин. Дневник простака: Случай в гостинице на 44-й улице " - читать интересную книгу автора

который почти каждую неделю просит прибавки. Такие мысли. Агентша о них,
конечно, не догадывается. Наверное, спит себе сейчас и курей бачит, как у
нас говорят, потому что уже очень поздно. Я бы хотел иметь такую комнату,
как у агентши, солнечную, с книгами, и чтобы крыши домов были далеко внизу.
А в комнату чтоб приходила Нола. Сегодня на перемене Рита кричала на весь
коридор:
- Алик, что это значит! Ты уже мне изменил? Завел себе какую-то кралю и
забыл старых друзей. Кто она такая? И такой с виду скромный мужчина.
Мне было неловко. Мы с Ритой присели в холле, где все собираются на
перемене. Она курила и тянула из баночки какое-то питье, я ей купил в
автомате. Настроение у нее неважное. Она опять без работы. Наверное, подвел
диплом института красоты. А ОМО каждый раз, как говорит Рита, "откалывает
коники", и надо со скандалом вырывать у них деньги на жизнь. В последний раз
Рита им заявила, что если не дадут денег, то она выйдет на Бродвей, это как
раз близко от ее гостиницы. Вы смеетесь, Алик? А что такое? Я приехала
голодать в Америку? В это время к ней подошел какой-то парень в приталенной
кожаной курточке и синих очках, и они о чем-то стали говорить в сторонке.
Интересно бы узнать у Риты, сколько стоит сделать прическу. Ведь
агентше и на это приходится тратиться ради престижа фирмы. Меня трогает
стойкость этой моложавой старушки.
Опять экономлю хозяину гостиницы электроэнергию, пишу при чужом свете.
Интересно, чем закончится дело с этими грабителями в незаправленных
рубашках, нашли уже их? Я спросил диккенсовского уродца, а он мне в ответ:
"Кэй?.."

Конец сентября или начало октября

Ничего нового. Ночью опять звонил этот чудаковатый Ган. Когда он
говорил, ни с того ни с сего вспомнил, как в моем городе ходили по дворам
красные от водки старые евреи с мешками за плечами и кричали, раздувая шеи:
"Стари вешш!.. Стари вешши покупаем!.. Бутылки покупаем!" Однажды я скупщика
позвал. Гремя по железной лестнице подкованными сапогами, он поднялся
наверх. Шумно дышал. Кто сейчас носит зимнее пальто, возмущался. У вас есть
нейлоновая куртка? Японская? Так что вы меня зовете? Вы не видите, я больной
человек! Засуньте это пальто мне сюда в мешок и больше так никогда не
делайте. Нате вам рубль. Совесть надо иметь.
Но что Ган говорил, я тоже услышал. Возле Центрального парка в
гостинице живет миллионер, Ган уверен, что русский язык он еще не забыл, вы
могли бы ему позвонить. Зачем, я спросил. Как зачем, возмутился Ган,
попросите его прочитать ваши рассказы, если ему понравятся, он даст деньги,
чтобы их напечатали. Я отказался. Почему вы не хотите, спросил Ган. Я хотел
ответить, не интересно, чтобы тебя печатал кто ничего не понимает, но не
хотел обидеть Гана и ответил, что не привык говорить с такими людьми.
Послушайте, стал меня уговаривать Ган. он обыкновенный человек, по-моему,
когда приехал сюда, был даже неграмотный, просто у него хорошо пошло дело. А
чем он занимался? Вам бы это не подошло, ответил Ган. Он снял маленькую
комнату на людной улице, покупал старые вещи, кое-как приводил их в порядок,
а потом продавал тут же со своего крыльца. Теперь у него, наверное, тысяча
магазинов по всей Америке, возле вашей гостиницы тоже есть, но пока он,
конечно, вам не по карману, Я рассмеялся, это мой старьевщик! Ган решил, он