"Марк Гиршин. Дневник простака: Случай в гостинице на 44-й улице " - читать интересную книгу автора

стал ничего доказывать, а захотел вспомнить, почему уехал. Может быть, ему
надоело ждать, пока я вспомню, и он сказал, раз я еврей, значит, я уехал
из-за антисемитизма. Но я ответил, если говорить правду, то из-за своего
директора. Должен был уволиться по собственному желанию, а найти другую
интересную работу, как в издательстве, я не мог. Думал, здесь найду. Почему
же вы один должны были уволиться, если не из-за антисемитизма, спросил мой
ведущий. Но я уволился не один, такое же заявление написал и мой друг
Маслов, а он не еврей, а во-вторых, сам был виноват, нелестно отзывался о
директоре, а в издательстве нашлись люди, которые ему все доносили. Ну, и
бывало, на собрании покритикуешь его. Теперь уже улыбнулся мой ведущий,
наверное, представил себе, как он критикует начальника ОМО, перед которым не
стеснялся заискивать даже в присутствии эмигрантов, я сам видел. Но лицо его
опить стало строгим, когда он сказал с осуждением, вот вы уверяете, что у
вас там нет антисемитизма, а читали ли вы недавно статью о молодых ученых
оттуда, им не дали возможности опубликовать свою научную работу, выходит,
они говорят неправду? Я понял, он имеет в виду Вов, а они мне сами говорили,
что пристроили свою диссертацию в одном областном издательстве, у них там
друг. Но я не хотел их выдавать и сказал, не знаю. Он недоверчиво посмотрел
на меня и ответил, я могу говорить правду, здесь меня за это не отправят в
психушку. Я не знал, что сказать, тогда он снова спросил, почему человек с
таким образованием, как у меня, не мог возглавить издательство, где я
работал, а директор, без всякого образования почти, мог. Наверное, из-за
пятой графы, я согласился. Хотя я лично в начальство не лез. Наверное, он
принял это на свой счет, потому что покраснел и сказал недовольным тоном,
что я почему-то не хочу признавать того, что всем известно. Я ответил,
может, я ошибаюсь, но есть люди хорошие, а есть плохие, и все дело в этом.
Если бы, например, директором издательства был мой товарищ Маслов, о котором
я вам уже говорил, я бы и сегодня работал на своем месте и ни в какую
Америку не ехал. У меня был такой кабинет, как у вас, оглядел я маленькую
комнату моего ведущего, но летом, в такую жару, как сегодня, я в галстуке и
пиджаке, как вы, не сидел, приходил на работу в одной безрукавке. Вот
видите, он сухо заметил, здесь у нас совсем по-другому. Но даже после этого
не отпустил меня, а сказал, хорошо, допустим на минутку, что вы правы, и в
России все хорошо, тогда почему на пост директора поставили такого человека,
как ваш директор, а не этого Маслова? Я, не задумываясь, ответил, что так
везде, всюду начальниками ставят людей, которых никак не назовешь хорошими.
По-видимому, он опять принял это на свой счет и приготовился спорить. Но я
чувствовал, что больше не выдержу жары в его кабинете и, чтоб только он
поскорее отпустил меня, объяснил: я смотрю на эту проблему, если можно так
выразиться, снизу вверх, с точки зрения подчиненного, а если оказаться в
положении начальника, то приходится признать, ему тоже трудно, на всех не
угодишь, всегда кто-то останется недовольным. Это объяснение, по-видимому,
удовлетворило ведущего, и он поднялся со стула. Я, как из парной, выскочил в
коридор. Больше не буду входить с ним в длинные разговоры, а то кончиться
можно. Уже октябрь, а такая жара. И еще огромная сигара у него дымится в
пепельнице. Но эмигранты говорят, он никакой не американец, а совсем недавно
из Союза. Просто его взяли на работу в ОМО с испытательным сроком, поэтому
он старается. И правда, таких лиц в Союзе среди начальства сколько угодно.
Холеное, золотые очки. Не видно, чтоб в Союзе он так уж страдал, тем более
сидел в психушке.