"Марк Гиршин. Дневник простака: Случай в гостинице на 44-й улице " - читать интересную книгу автора

ведущий из ОМО и предупредил, что гостиница оплачена до конца недели, за это
время я должен найти себе работу и жилье. Я ответил, как Рита меня научила,
дайте работу, тогда я уйду. Но он ответил, все, кто прибыл вместе с вами,
давно работают, вы один почему-то не можете устроиться. Мы не будем для вас
делать исключений. И повесил трубку.
Я звонил Рите несколько раз, хотел посоветоваться как быть, а она как
назло где-то пропадает. Не может быть, чтобы она уже переехала. Говорила,
только собирается. Позвонил Гану, есть ли у него работа для меня? Он
ответил, он ломает себе голову, чем платить своему рабочему. Предложил,
правда, позвонить в ОМО, чтоб меня не бросали на произвол судьбы, к его
голосу прислушаются, потому что он когда-то что-то пожертвовал этой
организации на помощь советским евреям. Лучше бы отдал мне долг, очень они
будут слушать его за какой-то несчастный чек в пять или десять долларов.
Больше он не давал, я уверен. Больше никому не звонил и никуда не ходил,
знаю, что напрасно. Встаю поздно, на курсы уже не надо, а потом целый день
даже не знаю, на что уходит. Вспомнил, что до сих пор не отдал напечатать те
фото, из-за которых мы с Нолой поссорились, и отнес.
Вечером, когда я сидел в кресле в вестибюле, пришли откуда-то Вовы.
Дежурный отдал им целую кипу писем, и они поспешили к лифту. Меня они не
видели. Очень поздно, когда я смотрел телевизор, позвонил Вова и сказал, что
лекция их через два дня, не смогу ли я придти, и было бы хорошо, если бы я
привел с собой побольше эмигрантов с курсов английского, где я занимаюсь. А
потом будет пиво и закусь соответствующая. В общем, старичок, ты можешь
подскочить к нам наверх все это утрясти? Я был рад, что они меня позвали, не
мог спать, такое настроение.
У Вов застал тот же кавардак, только всего стало больше: разбросанных
вещей, неубранной посуды на столе. Они показали новую пишущую машинку,
английскую, им подарило ОМО. На столе та же сухая колбаса, а на дощечке
тяжелый нож, как будто с того времени, как они меня угощали, стол не
убирали. Но зато нигде ни единой бумажки. Они объяснили, что рукопись хранят
в банке, так здесь принято. Я ждал удобного момента, чтоб спросить насчет
работы, у них много родственников американцев. Так и не дождался. Пришлось
откровенно рассказать, какое у меня положение. Невольно Вовы выдали свое
отношение ко мне, когда сказали, что сюда едут всякие люди, и каждый требует
от Америки признания своих талантов, а не имеет на это никаких оснований,
ему кажется, что он кто-то, но здесь очень быстро выясняется, кто - кто, и
будь здоров, не хочешь работать на кухне, твое дело. Еще надо устроиться, ты
забываешь, сейчас спад, перебила Люся. Старичок, это уже Вова, ты уже пожил
здесь достаточно и наша дружеская откровенность тебя не обижает, да? Так дай
нам немножко разгрузиться со всеми этими делами, подписать контракт в
колледж, и мы займемся твоим трудоустройством, о'кэй? - прижал меня животом
к стенке Вова. Старичок, что от тебя требуется? После лекции ты задашь эти
вопросы, я тебе их записал, а мы постараемся удовлетворить законный интерес
аудитории, и еще, ты должен будешь вежливо поаплодировать лекторам этой
интересной лекции, но, конечно, не ломать ладони, как будто ты на смотре
цеховой самодеятельности, не забудь, мы все-таки в Америке, два-три
деликатных хлопка, это все, что от тебя требуется. Справишься?
Вовы тоже считают, непохоже, чтоб выселяли с полицией, но что я себе
думал, ОМО не в состоянии содержать эмигрантов бесконечно, надо было найти
работу. Вообще, правда, ведь другие как-то устроились. Не понимаю, почему я