"Александр Житинский. Седьмое измерение (Рассказы, новеллы, Фантастические миниатюры)" - читать интересную книгу автора

папу - он снизу кажется очень большим, но мама этому не верит, она гово-
рит, что папа ростом не вышел и я скоро его перерасту. Скорей бы его пе-
рерасти!.. Тут он как крикнет: "Ты что. с ума сошел?!" - и я быстро за-
роюсь в свитера и кофты. Они с мамой начнут меня вытаскивать, все свите-
ра тоже вывалятся на пол, тут-то я и получу по башке. Хорошо, если через
свитер.
Папа еще заорет: "Что ты тут делал?!" Не могу же я сказать, что я
здесь, в шкафу, думаю.
А может, обо мне сегодня не вспомнят. Можно сидеть хоть до вечера,
хоть до ночи и думать обо всем. В шкафу я не боюсь ничего думать, ведь
никто меня не видит. Снаружи как подумаешь что-нибудь такое, так они
сразу начинают приставать. Они говорят, что у меня на лице все написано.
Это неправда, ничего там не написано.
Интересно, зачем я им нужен? Они говорят, что меня любят. Меня у них
долго не было, они с одной Ольгой мучались и скучали по мне. А потом я
родился у мамы. Я уже знаю, что сидел в животе очень долго, пока они ме-
ня ждали. У нас пионервожатая в школе ходила с животом, а потом пропала.
Мы тогда не знали, куда она пропала, и не узнали бы никогда, если бы не
Ольга. У Ольги появилась такая большая книга, называется "Женщина". Я ее
стал читать, а там буквы почти все наши, но некоторые не наши. И твердый
знак везде. Но в общем, все понятно, только скучно.
Там написано, что женщины рождают детей!
Вот и я у мамы родился очень давно, девять лет назад. Интересно, мог
бы я совсем не родиться? Ни у мамы, ни у пионервожатой, ни у Генриэтты
Викторовны? Лучше всего родиться у мамы, у Генриэтты Викторовны неинте-
ресно. Она в этом году стала нас называть на "вы". В прошлом году еще
ругалась, а сейчас вызывает к доске и говорит: "Что вы мне тут лепече-
те?" У них было постановление педсовета, что с нами теперь нужно обра-
щаться вежливо.
Нет, у Генриэтты Викторовны я бы ни за что не родился.
Потом книга "Женщина" у Ольги исчезла. Папа дал Ольге по шее за то,
что я ее читал. А мама у меня выпытывала, понял я там что-нибудь или не
понял. Я сказал, что не понял, чтобы ее не расстраивать.
Я люблю с мамой лежать, когда папы нет дома. Мама теплая, она смеет-
ся, когда я ее целую. Папа приходит и все портит. При нем я не могу це-
ловать маму. Он сразу спрашивает: "Ну, как дела в школе?" Я говорю:
"Нормально". Он сам всегда так говорит маме. Потом папа уходит в кухню
есть. Мама идет с ним, они там сидят за столом. Папа ест, а мама курит.
Я не люблю, когда она курит. Она раньше совсем не курила, а потом стала
курить. Они с папой часто ссорились на кухне и говорили про деньги. Я
сидел в другой комнате и слушал. Я ужасно не люблю, когда они ссорятся.
Хорошо сидеть в шкафу и думать про все на свете! Я недавно узнал нес-
колько интересных вещей. У нас с Ольгой раньше был дедушка, а потом он
вдруг умер. Мама сказала, что мы все тоже умрем. Я этому совсем не верю.
Этого не может быть, чтобы все мы - и папа, и Ольга, и я, и мама - взяли
и умерли. На похоронах дедушки меня не было. Я сидел в шкафу и трясся.
Мне было жалко всех за то, что они умрут. Особенно мне было жалко собак.
У нас когда-то была собака. Мама пошла на базар за шерстью, а купила
щенка. Он был круглый как мяч и катался по полу. Я с ним хотел подру-
житься, но у него завелись глисты. Папа увидел эти глисты и сказал, что