"Анатолий Гладилин. Тень всадника" - читать интересную книгу автора

теннис,
телевизор,
фотографии (он их здорово делал, с художественным вкусом, мог бы сменить
специальность!),
обед,
и уж потом, на ночь глядя, Дженни.
В ее романах до замужества (после - лишь увлечение кентавром, "ягуаром" -
Робертом) она, конечно, главенствовала, романы ей нравились неопределенностью,
напряжением, в романе до финальной точки не ясно: ты победила или проиграла? Но
стоило мужику "отовариться", вдоволь "наесться", как он утыкался в газету,
телевизор, книгу, садился на телефон или убегал по каким-то своим собачьим
делам.
Сколько прошло, месяц или больше? Каждый вечер она дома, ужинает с Тони.
Забыты культпоходы в гости, на концерты, в кино. Дженни возвращается с работы и
попадает в театр одного зрителя. Ему интересна только она. Дженни подозревает,
что ужин для Тони - повод сидеть и смотреть на нее. А ей интересно с ним
разговаривать. И она ему выболтала много интимных подробностей из своего
прошлого. Болтун - находка для шпиона, n'est ce pas Тони? Но как устоять, когда
этот оболтус гипнотизирует ее влюбленными глазами. Никогда ничего подобного
Дженни не испытывала.
* * *
- О'кей, налей мне полрюмки коньяка. Зачем ты меня спаиваешь? Ладно, мне
самой приятно. Естественно, ожидала вопроса: приятно ли с другими? По
обстоятельствам. Нет, замужем я была девочкой-паинькой. Вот до замужества...
Это у вашего поколения очень серьезное отношение к сексу. Вернее, наоборот,
сначала высокие принципы, мораль, а секс - нечто постыдное, о нем в приличном
обществе не говорят. Теория стакана воды? Как ни странно, знаю: Коллонтай и
эта, как ее, кокотка революции, Лариса Рейснер, комиссарша в пыльном шлеме.
Образованна? Я? Что есть, то есть. Книги читала. Не похоже? "Жить в эпоху
свершений, имея возвышенный нрав, к сожалению, трудно. Красавице платье задрав,
видишь то, что искал, а не новые дивные дивы. И не то чтобы здесь Лобачевского
твердо блюдут, но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут - тут конец
перспективы". Угадай с двух раз. Элиот? Мимо. Кто? Да, с русской поэзией у
тебя, профессор, туго. Бродский, Иосиф Бродский, нобелевский лауреат. Так вот,
когда я была мелкая - извини, жаргон - ну, маленькая, 15-16 лет, наше поколение
совершило Великую Октябрьскую Сексуальную Революцию. Секс для нас -
удовольствие, физиология, спорт, полезно для здоровья... Жду реплики.
Правильно, профессор, сжигает лишние калории. "Не забуду мать родную и столовую
самообслуживания на Вилшер-бульваре". Выколи на груди. Так вот, продолжаю. Я
могу тебе рассказать, не краснея, как я спала с каким-нибудь мальчиком. Ты - не
сможешь. Не спал с мальчиком? Охотно верю. Пауза. Жду вопроса. Стоп. Пишу его
на салфетке, закрываю тарелкой. Итак, сколько их у меня было, мальчиков?
Отодвинь тарелку, читай. Медиум, угадываю мысли. Двести пятьдесят? Фу, за кого
ты меня принимаешь? Я пыталась бить рекорд Латвии в беге на 80 м с барьерами,
но не в этом жанре. Тридцать. Ну, тридцать пять. Так тебе все и докладывай.
Могу иметь свои тайны девичьи? Между прочим, с тебя очередная новелла. Или
лекция. Как скажешь. На любую тему. Пользуюсь случаем повысить свой культурный
уровень. После горячего у кого-то будет заплетаться язык и кого-то надо будет
укладывать спать. Со мной, конечно, не с чужой теткой. Я дочитала "Евангелие".
Про автора никогда не слыхала. Был в моде? Для нас шестидесятые годы - как