"Анатолий Гладилин. Тень всадника" - читать интересную книгу автора

прочим, будущая императрица Франции.
II. ЖОЗЕФИНА БОГАРНЕ
Получив эскадрон и поселившись в кавалерийских казармах, я все время
проводил в манеже и на учениях. Было очевидно, что после длительного лежания в
госпитале я потерял профессиональный навык, поэтому, отпустив к вечеру солдат
на отдых, я скакал на коне по дорожкам Венсеннского леса, пока совсем не
темнело, или фехтовал в манеже с офицерами. В свою комнатушку на третьем этаже
я поднимался на ватных ногах и падал замертво в незастеленную кровать. Утром
болели руки, ноги. Над корытом с холодной водой я смывал лошадиный и
человеческий пот (запах пота меня преследовал!), доставал из развалюхи-шкафа
чистую рубашку (о моем белье - за умеренную плату - заботилась маркитантка), и
день начинался, как обычно.
- Ру-у-бить! Ска-а-кать! Пры-гать! На-ле-во! На-пра-во! Сохраняйте строй!
Плотнее друг к другу! Ребята, поодиночке вас перебьют, как щенков!
Конечно, когда колонной, в шеренге по шесть всадников, неспешной рысью мы
шли на полигон в Монтрё, то гуляки Венсенна останавливались и провожали нас
одобрительными взглядами. Наверно, красивое было зрелище. Однако на полигоне я
гонял эскадрон повзводно до седьмого пота, и рубашка на мне была хоть отжимай.
Извечная армейская проблема: белье меняют, мундиры не меняют. Поэтому в армии
не только устоявшиеся традиции, но и - пардон! - устоявшийся запах. Армию лучше
наблюдать издалека, когда она дефилирует полками и эскадронами. Красивое
зрелище!
Однажды полковник Лалонд присутствовал на моей муштровке, ни слова вслух
не произнес и лишь потом конфиденциально заметил:
- Не знаю, Готар, откуда у вас эта идея - рубиться шеренгами, сохраняя
строй. В бою все смещается и смешивается. Впрочем, вы правы в одном: солдат
надо воспитывать в духе взаимовыручки, поощрять чувство локтя.
Сам полковник Лалонд, мастер вольтижировки, который, стреляя из пистолета
на скаку, попадал в цель, сам полковник Лалонд изволил меня похвалить! Я
прибавил рвения и месяца через два вошел в форму. Мой конь легко перепрыгивал
изгородь, а ладонь не ощущала тяжести сабли. Я мог рубиться по очереди с
тремя-четырьмя напарниками, и иногда удавалось выбить из их рук оружие. Я даже
продержался минуты три против Лалонда, пока моя сабля, как перышко, не взлетела
к потолку, но все офицеры на манеже обступили нас и внимательно наблюдали за
поединком, ибо все знали, что полковник просто так с n'importe qui (с кем
попало) не фехтует.
На вантозских маневрах мой эскадрон занял второе место в дивизии.
Поэтому, честно говоря, я не удивился, когда меня вызвали к командиру
полка. Я удивился тому, что сказал мне полковник Лалонд:
- Капитан Готар, я вам предлагаю взять отпуск.
В армии не обсуждают приказ. Меня огорчила его жестокость. Все блага, что
я получил от армии, - крохотная клетушка с продавленной кушеткой, колченогим
стулом и тумбочкой, шкафом, готовым с плачем рухнуть, когда открываешь
дверцу... Но это было мое жилище, я привык к нему и к казарменному быту, я
чувствовал здесь себя как дома. Больше я ничего не имел в этом мире, и никто
нигде меня не ждал. И вот награда за труды! Отпуск? Завуалированная отставка.
Освобождайте помещение!
К счастью, полковник понял мое смятение.
- Готар, вы хороший боевой офицер. Вижу, как вы стараетесь. Я знаком с
вашим досье. Отличились при Вальми, Бомоне, одним из первых форсировали Самбру.