"Виталий Гладкий. Убить зверя" - читать интересную книгу автора

Павловича на арапа. - Обещал! Где блюдо? - это слово она произносила с
ударением на последнем слоге. - Не боись, я заплачу. Но, конечно, в
пределах...
Грачиха трещала без умолку. От ее грубого звучного голоса временами в
ушах закладывало. Старик готов был бесплатно отдать Грачихе блюдо, если бы
оно у него имелось. И тем не менее он не торопился распрощаться - эта
гром-баба была ходячим сундуком новостей Подковы и ее окрестностей.
- ... Вчерась что было, что было! - Теперь вместо руки Грачиха схватила
Егора Павловича за отворот куртки, будто опасаясь, что он сбежит. -
Понаехало всяких ментов - страсть сколько. И омоновцы, и налоговая полиция,
и еще какие-то... Трясли нас, как дурак не созревшие груши. Искали левую
водку. Закон новый вышел, чтобы продукт был с этим... сер-ти-фи-ка-том, -
слово она произнесла по слогам и с явным отвращением. - И чтобы продавался
только в магазинах. Во гады! У трудового народа последнюю копейку отбирают.
На жвачках да "сникерсах" и на хлеб не заработаешь. Мало им, пидорам, что с
наших сберкнижек деньги заначили, они хотят еще и по миру всех пустить... -
тут Грачиха так круто завернула, что от ее матерка даже вспорхнули воробьи,
до этого бесстрашно сновавшие едва не под ногами у прохожих.
- Ну да... - согласно кивал головой старик.
- Где правду искать!? - горестно, с подвыванием, спрашивала Грачиха не
только у Егора Павловича, но и в окружающих, большей частью коллег по
бизнесу.
Те с пониманием вздыхали.
- Так ведь Подкова сейчас под этой... как ее? - да, "крышей". Насколько
я знаю, Череп обещал, что вас никто не будет трогать.
- Как же! - снова возопила Грачиха. - Защитничек, курва его мама! Эти
говнюки только языком трепать горазды и ребра ломать задохликам, когда
пятеро на одного. Но как доходит до дела, так сразу в кусты. Им главное с
нас бабки содрать, а там хоть трава не расти. Те, что стоят у руля, тоже
хороши. Как власть меняется, сразу о нас вспоминают. И совсем не для того,
чтобы помочь, а в очередной раз по нашим карманам пошарить и вытрусить
последнюю копейку.
- Что, опять в верхах перемены?
- Не опять, а снова. Неужто, телек не смотришь и газет не читаешь? Ну
ты даешь, Палыч. Они там сцепились, как наши городские бомжи на паперти за
кулич в пасхальный день. Только перья летят. Коммунисты прут на демократов,
те мутузят каких-то правых, а эти в свою очередь зубами щелкают на левых. Но
как по мне, так они на одно лицо и совсем недавно общую титьку сосали. Все
наши главари - бывшие партейцы, а значит христопродавцы.
- Ты бы потише, Кузьминична. Неровен час...
- Во им всем! - Грачиха сложила свои толстые пальцы в кукиш и покрутила
перед носом у шарахнувшегося от неожиданности покупателя. - Извините,
гражданин, это я не вам, - мгновенно сменив тон, заискивающе сказала она. -
Ушел. Обиделся. Интеллигент хренов... - Грачиха задумчиво посмотрела на свой
кулак, все еще изображающий фигу, и с видимым сожалением распрямила
ладонь. - Другие времена сейчас, Палыч. Хватит, натерпелись... этих...
культов личностей.
Грачиха продолжала трепаться, но Егор Павлович вдруг будто стал глухим.
Его внимание привлекла еще не старая, но изможденная и какая-то усталая
женщина с выразительным, очень симпатичным лицом. Она приютилась со своим