"Виталий Гладкий. Убить зверя" - читать интересную книгу автора

Подкова бурлила. Когда старик начинал свой "бизнес", толчок был диким,
неупорядоченным. Всевозможные товары, в том числе и продовольственные,
валялись прямо на земле, на разнокалиберных и разномастных подстилках.
Буйное племя мелких коробейников ссорилось из-за фартовых мест едва не
каждый день, как стайка воробьев за хлебную корку. Доходило и до драк.
Старик в таких стычках участия не принимал; обычно он приходил позже, чем
все остальные, и занимал свой квадратный метр асфальта где придется.
Наверное, потому и сумел сохранить со всеми торговцами пусть не дружеские,
но ровные и уважительные отношения. Он понимал, что отнюдь не страсть к
наживе выгнала на улицы города этих уже далеко не молодых людей. Они изо
всех своих оставшихся сил пытались выжить в том вселенском бедламе, что
обрушился на их седые головы под закат жизни. Старик на собственной шкуре
испытал, какими нечеловеческими усилиями достаются уличным торговцам их
нищенские гроши. Ведь работать нужно в любую погоду, и никому нет никакого
дела, что в слякоть у тебя ноют кости, от мороза не греют и две фуфайки, а в
летнюю жару тебе вообще нельзя сидеть на солнцепеке, потому как зашкаливает
давление.
Теперь на Подкове все было по-иному. Асфальт расчертили на квадраты,
торговцев заставили разложить товары на переносных столиках, некоторые
разжились даже легкими палатками и яркими разноцветными тентами. Толчок стал
гораздо чище, ухоженней и солидней, чем в прежние времена.
Но была и другая, теневая, сторона всей этой чинности. Если раньше, на
заре "капитализации", товар принадлежал самим продавцам, то сейчас почти все
они были на поднайме у крепких коротко остриженных парней, которыми
руководил какой-то Череп.
Первым, кого увидел старик еще на подходе к Подкове, был Гуга,
полунищий, полуюродивый. Правда, старику казалось, что тот просто косит под
придурка - чтобы не платить дань крутолобым "быкам" и милиции. Его били,
сгоняли с места, сажали в каталажку - не на долго, для острастки - даже
пытались воткнуть в психушку /но там Гугу не приняли, посчитав чересчур
буйным - кому нужны лишние неприятности?/, однако он оказался твердым и
несгибаемым, словно какой-нибудь революционер-народоволец. Помучившись с ним
полгода, и та, и другая власть махнули на Гугу рукой и оставили в покое. Так
Гуга стал, пожалуй, единственным городским нищим, оставшимся вне поля зрения
всех подпольных и официальных мздоимцев.
- Палыч! - вскричал Гуга, радостно скаля крупные зубы. - Пгишол!
Д-давно не видегись...
В отличие от других нищих, Гуга был одет в достаточно чистую, хотя и
изрядно поношенную одежду. И все равно ему подавали больше всех. Наверное,
он пользовался популярностью, как своего рода живая достопримечательность
Подковы. А возможно, прохожих привлекали его огромные голубые глаза, в
которых навечно застыло выражение детской наивности и непосредственности.
Поздоровавшись с Гугой, старик вручил ему резную деревянную чашку для
подаяний - подарок на день рождения. Он не знал точно какого числа произошло
это событие, но месяц помнил. Взволнованный до слез нищий еще долго что-то
лепетал вслед, прижимая к впалой груди любовно сработанную вещицу.
- Палыч, привет! - здоровенная бабища, которую звали Грачихой, с такой
силой тряхнула его руку, что старик поторопился выдернуть ее из широко
потной ладони торговки, вполне обоснованно опасаясь возможности стать
временно нетрудоспособным. - Ты мне обещал блюдо? - она сразу взяла Егора