"Василий Глотов. Наедине с совестью (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Подумав, он, наконец, решился написать Тасе так, чтобы она никогда
больше не упоминала ему о своих сомнениях. В подобных случаях ложь лучше,
чем правда. Главное - была бы спокойной Тася.
И он написал ей большое письмо. Назвал сомнения Таси наивными и
неосновательными, просил ее выбросить из головы все ненужное и никогда не
слушать никаких сплетен. Письмо получилось содержательным и на редкость
убедительным.
Тася не замедлила с ответом. В большом письме она сообщала, что в
июне возьмет отпуск и приедет к нему, при малейшей возможности устроится
на работу где-нибудь вблизи лагеря и будет как можно чаще видеться с ним.
Это письмо растрогало Михаила. Он одобрял решение Таси и с
нетерпением ожидал предстоящей встречи с ней. Но встрече этой не суждено
было состояться: в июне началась война. Переписка прекратилась. Молчков
тяжело переживал это. Он не мог понять, почему одновременно перестали
писать Степан и Тася? Может, случилось что? Очевидно, получилось так: Тася
едет к нему, а Степан ушел в армию. В таком случае Тася должна была
послать ему телеграмму, а Степан написать письмо из воинской части. Что же
они замолчали? Как это тяжело!
Михаил ждал, но письма не приходили. С календаря уже были сорваны
июльские числа - первое, второе, третье. Неужели Тася и Степан забыли о
нем? Мысленно он начинал обижаться на них, хотя они не были виновными
перед ним. Михаил даже не предполагал, что в тот день, когда он собирался
написать укоряющие письма в шахтерский поселок, его любимая Тася заботливо
перевязывала раны воинам в медсанбате, а Степан, превозмогая усталость,
вместе с товарищами отбивал четвертую атаку врага у маленькой речки на
Волыни.
С фронта доносились тревожные вести. Противник продвигался в глубь
страны, захватывая огромные территории. Были заняты уже многие города
Украины, Белоруссии, Прибалтики.
В эти дни навсегда стерлась вражда между Молчковым и Шматко. Они чаще
стали встречаться и разговаривать. Какие-то тайные надежды и тревоги были
написаны на их лицах. Что же будет с ними? Неужели Родина обойдется без
них в эту тяжкую годину? Нет, не может быть! Их руки нужны и в тылу и на
фронте. Они будут проситься в огонь войны, чтобы кровью смыть с себя
черные пятна позора.
В последних числах июля многие, осужденные на короткие сроки, были
освобождены и направлены - кто на фронт, кто на шахты Кузбасса. В группе
уезжающих в Сибирь был и Алексей Кузьмич Гусев. Михаил растрогался,
прощаясь с ним. Гнетущий камень лежал и на душе бывшего начальника смены.
Он не мог говорить без волнения, голос его срывался, душили слезы:
- Крепись, сынок, - сказал он Михаилу. - Буду писать тебе.
Уезжающих провожали рано утром. Михаил сунул в карман Гусеву пачку
папирос и три яблока. Подалась команда. Алексей Кузьмич крепко обнял
Молчкова, по щеке скатилась слеза. Потом догнал колонну, пристроился в
хвосте. Михаил долго махал ему вслед шапкой, пока тот не скрылся за серым
косогором, где они когда-то вместе рубили лес.
В этот же день Молчков получил долгожданное письмо от Таси. На
голубом конверте стоял воинский штамп и номер полевой почты. Трижды
перечитал его Михаил. Тасенька! Милая! Значит, тебя уже давно нет в
больнице шахтерского поселка. Война поломала все планы. Не на Урал, а на