"Дмитрий Глуховский. Конец дороги" - читать интересную книгу автора

Когда Ванька, наконец, сумел выпрямиться и обвести помутневшим взглядом
округу, то не обнаружил ни отца, ни Верочку. После такого нечего было и
думать о том, чтобы строить ей глазки и на что-то там надеяться. Ни через
час, ни через три часа сидения в сарае произошедшее не стало казаться Ваньке
менее трагическим. Он не мог даже представить себе, как будет теперь ходить
по той же улице, что и Верочка. Отца он просто ненавидел. Замешанная на
стыде ярость заставляла его в течение ещё нескольких часов обдумывать в
разной степени наивные планы возмездия, но потом, когда ухо стало проходить,
он отказался от них и решил просто навсегда уйти из дома. Но куда?
В Матвеевке отец обнаружит его в два счёта, туда он отправится в первую
очередь. В лес? И что там делать? Бродить по ближним полянам, пугая
грибников, пока не надоест жрать ягоды и сыроежки и не захочется маминого
супу? Нет, определённо, для такого дела нужна была цель. Пойти по Дороге -
или в Хабар, или в обратном направлении, - Ваньке показалось целью вполне
достойной. Видимо, от отцовской оплеухи в мозгах что-то спуталось.
В Хабаре теперь не осталось ни души, людей уж точно: города все дотла
сожгли в самом начале, и радиация там была, наверное, такая, что уже на
подходах начинает першить в горле, а там недолго и до обморока. А если
потеряешь сознание - пиши пропало: такую дозу схватишь, что подняться уже не
сможешь, так и спечёшься заживо.
Но это так, предположения... Вестей из Хабара уже не приходило почти те
самые двадцать лет, и обросшие бродяги, появлявшиеся изредка на Дороге, про
Хабар не могли рассказать ничего достоверного. Кто-то клялся, что от города
остался сплошной выжженный пустырь, а от домов ни кирпичика не уцелело,
только полуметровый слой сажи и пепла. Другие, наоборот, божились, что
здания все стоят нетронутые, а по ночам в окнах ещё и свет горит. На самом
же деле бродяги эти, скорее всего, были просто из дальних деревень, и
дальше, чем километров на сто от своего дома по Дороге не уходили;
большинство не решалось и на это, так что слава отважных путешественников и
кусок хлеба им были обеспечены.
Может, Ванька рассчитывал, что, вернувшись из своего похода
повзрослевшим и окрепшим, рассказами об увиденном сможет затмить в
Верочкином воображении жалкий образ щуплого мальчишки, нарвавшегося на
затрещину и беспомощно разгребающего грязь, не в силах встать на ноги?

***

Хотя странников из их деревни никогда не гнали, появлялись они всё
реже: на Дороге становилось опасно, лес подступал к ней всё ближе, местами
из трещин уже росли молоденькие сосны. Трещин, правда, пока было немного:
полотно было положено на совесть и выдержало мороз пятнадцатилетней
сибирской зимы, а теперь, когда пыль стала понемногу оседать, и летом солнце
пригревало всё сильнее, то и июльскую жару.
Последний чужак, если не считать Матвеевских, забредал в деревню года
три назад. А уж в Матвеевке, которая вообще стояла на отшибе, о них не
слышали лет пять. До неё было около шести километров. Колея шла паршивая, к
тому же вдоль неё пошаливали волки, так что ездили к соседям только на
рессорных телегах, обозами, с оружием, и всё равно старались успеть дотемна.
Но тракт не зарастал: и деревенские, и Матвеевские не ленились убирать
бурелом, рубить подобравшиеся слишком близко к обочине ядовитые колючки, и