"Генрих Гофман. Голова в миллион марок" - читать интересную книгу автора

ему в глотку. "Вот тебе и народ, вот тебе и доверие, - вспомнил он недавний
разговор с Ушияком. - Успел ли Козак вывести людей из землянок?.. Судя по
выстрелам, там в горах еще идет бой... - Неожиданно обожгла мысль: - А
почему же я здесь? Надо спешить к ним, чтобы принять на себя командование".
Мурзин остановился, хотел было вновь повернуть в горы, но вспомнил, что
перед уходом из лагеря Ушияк приказывал Козаку в случае нападения врагов
уводить отряд под Злин, к Степанову. А туда около пятидесяти километров. С
перебитой ногой за ними теперь не угнаться. Главное сейчас - где-то
переждать, пока фашисты уйдут из партизанского леса.
Он с трудом потащился к небольшой горной речушке, протекавшей
поблизости, продрался сквозь густой кустарник на ее берегу и, выйдя к
деревянному мостику, залез под него. Здесь он почувствовал себя в
относительной безопасности. Необходимо было хоть немного передохнуть,
собраться с силами. Но от большой потерн крови он впал в беспамятство. В
глазах стало темнеть, нескончаемой чередой поплыли то синие, то оранжевые
круги. В голове стоял звон, слышались неестественно протяжные и какие-то
звенящие выстрелы.

***

Мурзин очнулся лишь вечером. Все тело сковал леденящий холод. Но
раненая нога горела по-прежнему.
Рядом бурлила горная речушка. В наступающих сумерках лес сливался в
одну серую массу. Вокруг стояла гнетущая тишина. Потом откуда-то издалека
донесся голос одинокой совы, и опять все стихло.
Он попробовал приподняться. Боль резанула с удвоенной силой.
"Та-ак! - мысленно произнес Мурзин. - Крепись, капитан! Не погибать же
здесь. Надо встать, надо добраться до лагеря. Если гитлеровцы ушли, там
может появиться кто-нибудь из наших".
Он нащупал обломок доски, оставленный кем-то возле самого моста, оперся
на него и поднялся на ноги. И речка и лег поплыли перед глазами. Тошнота
подкатила к горлу. Захотелось пить. И хоть река была рядом, напиться стоило
большого труда. Нагнувшись, он оперся руками о камни, склонился над самой
водой и припал губами к ледяной влаге.
Утолив жажду, Мурзин заставил себя идти. Он карабкался вверх по склону,
от дерева к дереву, от куста к кусту, цеплялся за оголенные ветки и упорно
шел в сторону партизанского лагеря. Голода он не чувствовал. Боль в ноге,
сознание собственного бессилия отвлекали его от мысли о пище.
Так он прошел около двух километров. Казалось, где-то здесь, совсем
рядом, должен быть партизанский бункер. Но в кромешной тьме невозможно было
что-либо разглядеть. Перед глазами беспрерывно плыли оранжевые круги.
"Неужели это конец? Неужели никто не придет на помощь? Совсем один на чужой
земле. Только бы живым не попасть к врагам". Хотелось лечь на сырую землю и
хоть ненадолго забыться.
Вдруг до его слуха донесся монотонный рокот моторов. Далеко в звездном
небе где-то летел самолет. "Может быть, это наш, с Большой земли, летит на
гору Княгиня?" Мурзин запрокинул голову, но ничего не увидел. Звезды
путались в небе, цеплялись за ветви деревьев и вдруг разом закружились в
гигантской карусели.
Мурзин упал и снова потерял сознание.