"Иоахим Гофман. Сталинская истребительная война (1941-1945 годы) " - читать интересную книгу автора

подчеркивал, что вся его информация совпадала "в основных чертах, прежде
всего в одном из важнейших пунктов" - в "убежденности Сталина, что война
почти неизбежно разразится в 1942 г., причем русские должны по возможности
захватить инициативу". Как будет показано, Сталин, очевидно, перенес сроки
начала войны с 1942 г. на 1941 г.
Наконец, и биограф Сталина, генерал-полковник, профессор Волкогонов
передал точными словами выступление Сталина, увенчавшееся "угрозами войны
против Германии", тем самым уличив Безыменского во лжи и со своей
стороны.[45] Согласно Волкогонову, Сталин был "на редкость откровенен и
говорил многое из того, что составляло государственную тайну". Однако его
язык развязала не столько искренность, сколько спиртное, согласно русской
пословице: "Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке". Ведь, как
сообщают свидетели, "в поздний час" он уже был сильно выпивший. Волкогонов
обобщил выступление 5 мая 1941 г. следующим образом: ""Вождь" дал ясно
понять: война в будущем неизбежна. Нужно быть готовыми к "безусловному
разгрому германского фашизма"". "Война будет вестись на территории
противника, и победа должна быть достигнута малой кровью." Однако
выступление 5 мая 1941 г., в котором Сталин вскрыл свои агрессивные
намерения, означало лишь продолжение речи "товарища Сталина" от 13 января
1941 г. перед высокими войсковыми командирами и еще одной речи от 8 января
1941 г. перед высокими офицерами ВВС; обе были произнесены в ЦК и уже
выдавали совершенно аналогичные мысли. Из захваченного дневника погибшего
под Лохвицей майора НКВД (соответствует званию генерал-майора) Мурата из
штаба 21-й армии можно почерпнуть некоторые их узловые положения. Согласно
записям, Сталин говорил о "культурном противнике" (то есть, в соответствии с
тогдашней терминологией руководства Красной Армии, о Германии) и о
"наступательных операциях", которые могут начаться, если иметь двукратное
превосходство. "Двойное превосходство есть закон, более сильное еще лучше, -
говорил Сталин 13 января 1941 г. - Игра приближается к военным действиям."
"Если 5000 самолетов все разрушат, то можно попытаться пойти через Карпаты."
Весной 1941 г. в центре советских планов не раз оказывались Балканы. И то,
как приблизительно задумывались эти действия, вскоре раскрыл советский
полпред в Белграде. "СССР отреагирует лишь в подходящий момент, - говорилось
в его докладе весной 1941 г. - Воюющие державы все больше распыляют свои
силы. Поэтому СССР выступит против Германии неожиданно. При этом СССР
пересечет Карпаты, что послужит сигналом к революции в Венгрии. Из Венгрии
советские войска вторгнутся в Югославию, пробьются к Адриатическому морю и
отрежут Балканы и Ближний Восток от Германии."
Сталин и советское руководство во все большей мере получали донесения о
"нежелании немецкого народа вести войну", о "дезертирстве в немецкой армии",
о "пораженческих настроениях в Вермахте". "Если Германия бросится в войну с
СССР, - говорили, якобы, немецкие солдаты, - то она будет разбита." И еще:
"Мы не хотим воевать, мы хотим домой". С "нарастанием пролетарских течений в
Германии", казалось, вызревает тот "революционный кризис", о котором, как
передает атмосферу в Москве сталинский биограф Волкогонов, "писала печать,
вещало радио, утверждали теоретики". Генерал-полковник Волкогонов ссылается
на распространенную тогда в Москве книгу "Первый удар" Шпанова,[46]
отражавшую царившее в целом в Советском Союзе мнение, что "после
сокрушительного удара Красной Армии в фашистской Германии на второй день
вспыхнет восстание против нацистского режима". Для советской теории