"Э.Т.А.Гофман. Майорат" - читать интересную книгу автора

замка их предков. Однако ж ни о каком опасном дерзновении тут и речи нет,
ибо при таком твердом честном умысле, при таком смиренном уповании, какие во
мне, нельзя не быть и не остаться победителем. Но все же, если будет на то
воля божия и меня сокрушит нечистая сила, ты, тезка, должен будешь объявить,
что я пал в честной христианской битве с адским духом, который здесь ведет
свое смутительное существование! Но ты, ты держись в стороне! Тогда тебе
ничего не будет!
День прошел в различных рассеивающих занятиях. После ужина Франц, как и
накануне, собрал со стола и принес пунш; полная луна ярко светила сквозь
мерцающие облака, морские волны кипели, и ночной ветер завывал и стучал в
дребезжащие стекла сводчатых окон. Внутренне взволнованные, мы понуждали
себя к равнодушной беседе. Мой дед положил часы с репетицией на стол. Они
пробили двенадцать. И вот с ужасающим треском распахнулась дверь, и, как
вчера, послышались тихие и медленные шаги, наискось пересекающие залу,
донеслись вздохи и стоны. Дед побледнел, однако глаза его сверкали огнем
необыкновенным. Он встал с кресел и, выпрямившись во весь рост, подперся
левой рукой, а правую простер вперед, в середину залы, и был похож на
повелевающего героя. Но все сильнее и явственнее становились стенания и
вздохи, и вот кто-то стал царапаться в стену еще более мерзко, чем накануне.
Тогда старик выступил вперед и пошел прямо к замурованной двери такими
твердыми шагами, что затрещал пол. Став подле того места, где все бешеней и
бешеней (*39)становилось царапанье, он сказал громким и торжественным
голосом, какого я еще от него никогда не слыхал:
- Даниель, Даниель, что делаешь ты здесь в этот час?
И вот кто-то пронзительно закричал, наводя оторопь и ужас, и послышался
глухой удар, словно на пол рухнула какая-то тяжесть.
- Ищи милости и отпущения у престола всевышнего! Там твое место. Изыди
из мира сего, коему ты никогда больше не сможешь принадлежать! - так
воскликнул старик еще сильнее, чем прежде, и вот словно жалобный стон
пронесся и замер в реве подымающейся бури. Тут старик подошел к двери и
захлопнул ее так крепко, что в пустой зале пошел громкий гул. В голосе моего
деда, в его движениях было что-то нечеловеческое, что повергло меня в трепет
неизъяснимый. Когда он опустился в кресло, его взор как будто просветлел, он
сложил руки и молился в душе. Так, должно быть, прошло несколько минут, и
вот мягким, глубоким, западающим в душу голосом, которым дед так хорошо
владел, он спросил меня:
- Ну что, тезка?
Полон страха, ужаса, трепета, священного благоговения и любви, я упал
на колени и оросил протянутую мне руку горячими слезами. Старик заключил
меня в объятия и, прижимая к сердцу, сказал необычно ласково:
- Ну, а теперь будем спать спокойно, любезный тезка.
Так и случилось, а когда и в следующую ночь не произошло ничего
необычайного, то к нам воротилась прежняя веселость, к неудовольствию старых
баронесс, которые хотя и сохранили во всем своем причудливом облике
некоторую призрачность, однако ж подавали повод только к забавным проделкам,
какие умел преуморительно устраивать мой дед.
Прошло еще несколько дней, пока наконец не прибыл барон вместе со своей
женой и многочисленной охотничьей свитой; стали съезжаться приглашенные
гости, и во внезапно оживившемся замке началась шумная, беспокойная жизнь,
как то было описано выше. Когда тотчас после приезда барон вошел к нам в