"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Состязание певцов (новелла)" - читать интересную книгу автора

сама сочиняла песни, которые звучать должны были точь-в-точь так, как песни
Офтердингена. Однако с той поры всю прелесть и грацию этой дамы словно сдуло
- так, как если бы ее кто-то околдовал. Позабыв обо всем, что служит
украшением милых дам, отрекшись от женственности, она обратилась в страшное
существо, не мужчину, не женщину, - дамы ее ненавидели, мужчины потешались
над ней. Ландграф же стал опасаться, как бы безумие графини не оказалось
заразительным для других придворных дам, а потому издал строжайший приказ -
чтобы ни одна дама и не думала заниматься виршеплетством под страхом вечного
изгнания. Мужья, на которых судьба Матильды нагнала страху, были весьма
благодарны за это ландграфу. Графиня Матильда перебралась из Вартбурга в
замок неподалеку от Эйзенаха, куда за нею немедленно последовал бы и Генрих
Офтердинген, если бы только ландграф не предписал ему сначала участвовать в
бое, на какой вызвали его мастера-певцы.
- Вы, - сказал ландграф высокомерному певцу, - вы вашими странными и
опасными манерами нарушили, притом весьма безобразно, красоту собравшегося
при моем дворе круга. Меня вы не могли соблазнить своими песнопениями,
потому что я с первого же мгновения понимал, что песни ваши не могут идти из
глубины души дельного и здравого певца, но являются лишь плодом уроков,
взятых у какого-нибудь лжеучителя, а более ничем. К чему пышность, и блеск,
и яркость красок, если украшать всем этим мертвое тело, труп? Вы рассуждаете
о высоких материях, о тайнах природы, но только не так, как постигает их,
предвкушая высшую жизнь, душа человеческая, а так, как рассчитывает и
измеряет их с помощью циркуля и линейки дерзкий астролог. Так устыдитесь же,
Генрих фон Офтердинген, того, что вы сделались подобным человеком,
устыдитесь того, что бодрый дух ваш согнулся под ферулою недостойного
наставника.
- Не ведаю, - отвечал ему Генрих, - не ведаю того, в какой мере,
высокий мой повелитель, заслужил я ваш гнев, ваши упреки. Быть может, вы
перемените свое мнение, когда узнаете, кто из мастеров отверз предо мною
царство пения, царство, в котором подлинное отечество моего наставника. В
глубоком унынии оставил я ваш двор, но ведь вполне могло быть так, что боль,
которая почти уже сгубила тогда мою жизнь, служила лишь предвестием
великолепного расцвета. Цветок, заключенный внутри моей души, жаждал
оплодотворяющего дыхания высшей природы. Загадочным образом в руки мои
попала книжечка, в которой величайший мастер песнопений, какой только есть
на земле, с небывалой ученостью изложил правила искусства, присовокупив к
ним также и образцы своих песнопений. Чем больше вчитывался я в эту
книжечку, тем более понимал: скудна и жалка песнь, если песнопевец способен
выразить словами лишь то, что, как представляется ему, чувствует он вот в
эту самую минуту в своем сердце, в своей душе. Мало того - со временем я все
яснее и отчетливее ощущал некую связь свою с невидимыми силами. Нередко это
они пели во мне вместо меня, и все же певцом был и оставался я. Я не мог
долее противостоять стремлению узреть самого мастера, услышать из уст его
глубокую мудрость, рассудительные приговоры знатока. Я оставил свой дом и
пустился в путь - в Семигорье. Внемлите же, мой повелитель! Знайте - то был
сам мастер Клингзор. Это его я разыскал в Семигорье, это ему я обязан
дерзким, неземным подъемом, какой царит в моих песнях. Теперь вы уже не
будете судить о моих устремлениях столь сурово.
- Герцог Австрийский, - отвечал ландграф, - немало говорил и писал мне
во славу вашего наставника. Мастер Клингзор многоопытен в глубоких тайных