"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Магнетизер (Фантазии в манере Калло)" - читать интересную книгу автора

счастлива... Образ Гиполита существует в ней всего лишь слабым очерком, да и
он тоже в скором времени растает как дым. Барон и старик художник смотрят на
меня недоброхотно, однако сколь замечательно, что и здесь оправдывает себя
та сила, которою меня наделила природа. Уж верно, неприятное чувство -
поневоле, скрепя сердце признать господина. Тебе известно, каким чудесным
образом собрал я сокровища тайных знаний. Ты никогда не желал читать эту
книгу, хотя, пожалуй, тебя и удивило бы, что ни в одном учебнике физики не
найти столь замечательных разработок по части комбинаций кой-каких природных
сил и их воздействий. В иных случаях я не чураюсь и старательных
приуготовлений; да можно ли назвать обманом, если праздно глазеющая чернь
замирает в испуге и дивится тому, что справедливо полагает чудесным, ведь
знание первопричины уничтожает не чудо, а одно только удивленье?.. Гиполит -
полковник на ...ой службе и находится в действующей армии; смерти ему я не
желаю: пусть возвращается, тем прекраснее будет мой триумф, ведь победа
несомненно за мною. Если же противник окажется сильнее, чем я думал, ты,
чутьем сознавая мою силу, допустишь, верно, что и т.д.
______________
* Влюбленный (ит.).


Уединенный замок

Гроза миновала, и, пылая багрянцем, закатное солнце проглянуло сквозь
мрачные тучи, которые, быстро уходя прочь, таяли в небесной глубине.
Вечерний ветер шевельнул опереньем, и, будто кипучие волны, в воздух
нахлынули ароматы, поднявшиеся от деревьев, цветов, трав. Когда я вышел из
лесу, приветливая деревушка, близость коей посулил мне почтальон, явилась
предо мною в уютной долине, средь пестрящих цветами лугов, а высоко над нею
вздымались готические башни замка, окна которого пожаром горели в солнечных
лучах, будто огонь стремился вырваться изнутри на волю. Колокольный звон и
церковные песнопения донеслись до меня; вдалеке, на дороге от замка к
погосту, я увидел торжественную похоронную процессию; когда я наконец
подошел, пение уже смолкло; гроб по тамошнему обычаю открыли, опустили
наземь возле могилы, и священник читал теперь надгробную молитву. Они уже
собирались закрыть гроб крышкою, когда я, подошед, бросил взгляд на
усопшего. То был мужчина весьма преклонных лет, и лицо у него было ясное,
неискаженное, он словно тихо и мирно спал. Старик крестьянин, глубоко
растроганный, сказал:
- Гляди-ка, до чего хорош наш старый Франц в гробу, вот кабы и мне
Господь ниспослал столь же благочестивый конец... н-да!.. блаженны почившие
в Бозе.
Мне почудилось, будто панихида эта и впрямь по чину набожному усопшему,
а простые слова крестьянина суть самая прекрасная эпитафия... Гроб опустили
в могилу, и когда комья земли глухо застучали по крышке, мною вдруг овладела
горчайшая печаль, словно в мертвой холодной земле лежал мой сердечный
друг... Я было направился в гору, к замку, но тут навстречу мне вышел
священник, и я спросил его о покойном, коего только что погребли. Он
отвечал, что хоронили старого художника Франца Биккерта, который вот уж три
года жил один в опустелом замке, был там вроде кастеляна. Я сказал, что
хотел бы побывать в замке; впредь до прибытия уполномоченного от теперешнего