"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Стихийный дух" - читать интересную книгу автора

надеявшийся, осыпая местечко убийственной картечью, внести смерть и гибель в
ряды союзных войск, был отражен так успешно, что стрелки преследовали его
почти до стен Парижа. В следующую за этой битвой ночь, с 3 на 4 июля, как
известно, состоялось перемирие в Сен-Клу, одним из условий которого была
сдача столицы.
Битва при Исси особенно отчетливо вставала в памяти Альберта. Он
вспоминал о вещах, которых, как ему казалось, он не заметил и даже не мог
заметить во время сражения. Так, он припоминал выражения лиц отдельных
офицеров и солдат и его глубоко поражало в них выражение не гордого или
бесчувственного презрения к смерти, но истинно божественного одушевления,
замечавшегося в глазах многих из них. Он слышал и слова, то ободрявшие к
битве, то вырывавшиеся с последним дыханием, слова, которые должны быть
переданы грядущим поколениям наравне с великими изречениями героев древних
времен.
- Не похож ли я, - думал Альберт, - на человека, хотя и помнящего свой
сон тотчас после пробуждения, но лишь спустя несколько дней припоминающего
отдельные подробности этого сна. Да, только во сне, который может мощным
взмахом уничтожить время и пространство и создать гигантское, ужасное,
неслыханное, могли произойти события последних восемнадцати дней этой
кампании, точно смеющейся над самыми смелыми мечтами, над самыми
рискованными комбинациями рассуждающего духа. Нет, ум человеческий не знает
собственного величия. Действительность превосходит мечту. Не грубая
физическая сила, но дух творит события, и духовная сила отдельных
одушевленных воинов возвеличивает мудрость и гений полководца и помогает
приводить в исполнение великие, неслыханные дела.
Эти размышления Альберта были прерваны его вестовым, ехавшим за ним на
расстоянии двухсот шагов и громко закричавшим кому-то:
- Тысячу чертей! Павел Талькебарт! Куда держишь путь?
Альберт повернул лошадь и увидел, как всадник, на которого он не
обратил сначала особого внимания, подъехал и остановился возле вестового, а
затем развязал завязки громадной шапки из лисьего меха, которой была покрыта
его голова, и открыл хорошо знакомое, красное, как киноварь лицо Павла
Талькебарта, старого слуги полковника Виктора фон С.
Только теперь Альберт понял, что тянуло его так неудержимо из Люттиха в
Аахен, и он не мог себе объяснить, почему мысль о Викторе, сердечно любимом
друге, которого он надеялся увидеть в Аахене, так смутно таилась в его душе
и до сих пор не проявлялась яснее в сознании.
Теперь и Альберт вскрикнул:
- Смотрите-ка! Павел Талькебарт! Откуда ты? Где твой господин?
Павел Талькебарт вежливо поклонился и ответил, приставив по-военному
ладонь к чересчур большой кокарде своей лисьей шапки:
- Тысячу чертей! Да, это я, Павел Талькебарт, господин подполковник.
Зюр моннэре*, сегодня ужасная погода. Она производит боль в пояснице. Так
говаривала старая Лиза - не знаю, помните ли вы, господин подполковник, Лизу
Пфефферкорн, она все оставалась в Генте в то время, как другие побывали в
Париже и видели в Шардинпланде** диковинных животных. Ну, всегда так
бывает - что ищешь далеко, находишь близко, и я встретил здесь господина
подполковника, за которым меня посылали в Люттих. Моему господину вчера
вечером его спирус фамилус*** шепнул на ухо, что господин подполковник
прибыл в Люттих. Заккернамтье****, вот-то было радости... Ну, будь что