"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Песочный человек" - читать интересную книгу автора

знал свое дело!" - так шипел и бормотал Коппелиус. Но у меня в глазах все
потемнело и замутилось, внезапная судорога пронзила все существо мое - я
ничего более не чувствовал. Теплое нежное дыхание коснулось моего лица, я
пробудился как бы от смертного сна, надо мною склонилась мать. "Тут ли еще
Песочник?" - пролепетал я. "Нет, милое дитя мое, нет, он давным-давно ушел и
не сделает тебе ничего дурного!" - так говорила матушка и целовала и
прижимала к сердцу возвращенного ей любимого сына.
Но для чего утруждать тебя, любезный Лотар? Для чего столь пространно
пересказывать тебе все подробности, когда еще так много надобно сообщить
тебе? Словом, мое подслушивание было открыто, и Коппелиус жестоко обошелся
со мной. Испуг и ужас произвели во мне сильную горячку, которою и страдал я
несколько недель. "Тут ли еще Песочник?" - то были первые мои разумные слова
и знак моего выздоровления, моего спасения. Теперь остается рассказать тебе
о самом страшном часе моей юности; тогда ты убедишься: не ослабление глаз
моих тому причина, что все представляется мне бесцветным, а темное
предопределение и впрямь нависло надо мною, подобно мрачному облаку, которое
я, быть может, рассею только смертью.
Коппелиус не показывался более; разнесся слух, что он оставил город.
Минуло около года, мы, по старому, неизменному своему обыкновению,
сидели вечером за круглым столом. Отец был весел и рассказывал множество
занимательных историй, случившихся с ним в путешествиях, во времена его
молодости. И вот, когда пробило девять часов, мы внезапно услышали, как
заскрипели петли входной двери и медленные чугунные шаги загремели в сенях и
по лестнице. "Это Коппелиус!" - сказала, побледнев, матушка. "Да! - это
Коппелиус", - повторил отец усталым, прерывающимся голосом. Слезы хлынули из
глаз матушки. "Отец! Отец! - вскричала она. - Неужто все еще надо?" - ."В
последний раз! - отвечал он, - в последний раз приходит он ко мне, обещаю
тебе. Ступай, ступай с детьми! Идите, идите спать! Покойной ночи!"
Меня словно придавил тяжелый холодный камень - дыхание мое сперлось!
Мать, видя, что я застыл в неподвижности, взяла меня за руку: "Пойдем,
Натанаэль, пойдем!" Я позволил увести себя, я вошел в свою комнату. "Будь
спокоен, будь спокоен, ложись в постель - спи! спи!" - крикнула мне вслед
матушка; однако ж, томимый несказанным внутренним страхом и беспокойством, я
не мог сомкнуть вежд. Ненавистный, мерзкий Коппелиус, сверкая глазами, стоял
передо мной, глумливо смеясь, и я напрасно силился отогнать от себя его
образ. Верно, было уже около полуночи, когда раздался страшный удар, словно
выстрелили из пушки. Весь дом затрясся, что-то загромыхало и зашипело подле
моей двери, а входная дверь с треском захлопнулась. "Это Коппелиус!" -
воскликнул я вне себя и вскочил с постели. И вдруг послышался пронзительный
крик безутешного, непереносимого горя; я бросился в комнату отца; дверь была
отворена настежь, удушливый чад валил мне навстречу, служанка вопила: "Ах,
барин, барин!" Перед дымящимся очагом на полу лежал мой отец, мертвый, с
черным, обгоревшим, обезображенным лицом; вокруг него визжали и выли
сестры - мать была в беспамятстве. "Коппелиус, исчадие ада, ты убил отца
моего!" - так воскликнул я и лишился чувств. Спустя два дня, когда тело
моего отца положили в гроб, черты его снова просветлели и стали тихими и
кроткими, как в продолжение всей его жизни. Утешение сошло в мою душу, когда
я подумал, что его союз с адским Коппелиусом не навлечет на него вечного
осуждения.
Взрыв разбудил соседей, о происшедшем разнеслась молва, и власти,