"Амадей Гофман. Каменное сердце (новеллы "Ночные этюды")" - читать интересную книгу автора

картину. Там собралось общество старых господ - тайных и надворных
советников с семействами, приехавших из соседнего города. Все, даже молодые
люди и барышни, были одеты по моде тысяча семьсот шестидесятого года:
большие парики, высокие завивки, узкие платья, фижмы и так далее. Это
производило впечатление, тем более странное, что характер сада вполне
соответствовал этим костюмам. Всем казалось, что они точно по мановению
волшебной палочки перенеслись в далекое прошлое. Этот маскарад был идеей
Ройтлингера. Он имел обыкновение каждые три года, в день Рождества
Богородицы, устраивать в своем имении праздник старого времени и приглашал
всех, кто только пожелает явиться, с непременным условием, что каждый гость
облечется в соответствующий костюм. В распоряжение молодых людей, которым
трудно было соорудить себе такие одежды, Ройтлингер предоставлял свой
собственный богатый гардероб. Очевидно, этот праздник, длившийся два или три
дня, напоминал старому советнику его юность...
В одной из боковых аллей встретились Эрнст и Вилибальд. Оба некоторое
время молча разглядывали друг друга, а потом разразились громким хохотом.
- Ты представляешься мне кавалером, бредущим по лабиринту любви,-
сказал Вилибальд.
- А мне сдается, что я уже встречал тебя в какой-то азиатской стране.
- Но, право же,- продолжал Вилибальд,- идея старого советника недурна.
Он хочет мистифицировать себя самого и воскресить время, в котором жил
полной жизнью, хотя он и теперь еще бодр и силен, удивительно молод душой,
способен заткнуть за пояс многих преждевременно отупевших юношей своей
впечатлительностью и фантастическим умом. И он может не волноваться, что
кто-нибудь изменит своему костюму словом или жестом. Смотри, как женственно
выступают наши молодые дамы в своих фижмах, как умеют они пользоваться
веером. И меня самого охватил совершенно особый дух старинной галантности,
когда поверх своей прически a la Titus я нахлобучил парик. Как только я
увидел это милейшее дитя, меньшую дочь тайного советника Форда прелестную
Юлию, что-то заставило меня с покорным видом подойти к ней и объясниться
следующим образом: "Прекраснейшая Юлия! Когда же обрету я давно желанный
покой, дарованный твоей взаимностью? Ведь невозможно, чтобы в храме такой
красоты обитал лишь каменный бог. Мрамор портится от дождя, а бриллиант
смягчается кровью. Твое же сердце хочет уподобиться наковальне, которая
только твердеет от ударов. Чем сильнее удары моего сердца, тем
бесчувственнее становишься ты. О, как хочу я быть предметом твоих взоров,
посмотри, как пылает мое сердце, как душа моя жаждет освеженья, которое
может дать ей только твое расположение. Ах! Ужели ты огорчишь меня
молчанием, бесчувственная? Ведь и мертвые скалы отвечают вопрошающим звуками
эха, а ты не хочешь удостоить безутешного никаким ответом? О, прелестная!.."
- Прошу тебя,- прервал Эрнст своего красноречивого, театрально
жестикулирующего друга,- прошу тебя, остановись, ты снова впал в свое
безумное настроение и не замечаешь, что Юлия, которая сначала приветливо с
нами разговаривала, стала нас теперь избегать. Скорее всего, она думает, что
ты над ней насмехаешься. Ты рискуешь прослыть язвительным сатиром, а также
накличешь эту беду и на меня,- уже все говорят с косыми взглядами и кислыми
улыбками: "Это друг Вилибальда".
- Ах, оставь! - отмахнулся Вилибальд.- Я знаю, что многие меня
избегают; в их числе есть и юные девушки, но мне известна цель, к которой
ведут все дороги. Я знаю также, что, встретив меня или, вернее, непременно