"Амадей Гофман. Обет (новеллы "Ночные этюды")" - читать интересную книгу автора

более таинственным и увеличивало ее беспокойство. Старик отправил жену и
дочерей позаботиться о вине и прочем подкреплении, а сам вернулся в комнату.
Молодая женщина, стоявшая перед аббатисой со склоненной головой и сложенными
на груди руками, казалась более спокойной и сдержанной. Аббатиса не
отказалась от угощения, предложенного хозяйкой, после чего промолвила:
"Пора!" Ее подопечная опустилась на колени, аббатиса положила ей на голову
руки и тихо прочитала молитвы. Закончив их, она заключила девушку в объятия,
при этом слезы потекли по ее щекам, и крепко, порывисто прижала к своей
груди. После этого она с достоинством благословила семью и поспешила,
сопровождаемая стариком, к экипажу, где уже громко ржали запряженные свежие
лошади. Покрикивая и дуя в рожок, ямщик погнал лошадей к городским воротам.
Когда бургомистрша поняла, что дама под вуалью остается здесь (с
экипажа сняли и занесли в дом несколько тяжелых чемоданов), и, возможно, на
продолжительное время, она не могла скрыть своей тревоги и озабоченности.
Выйдя в переднюю, она преградила путь старому бургомистру, который как раз
собирался войти в комнату, и тихо, испуганно прошептала:
- Ради Христа, что за гостью приводишь ты в дом, ничего мне не
рассказав и даже не предупредив меня?
- Все, что знаю я, узнаешь и ты,- невозмутимо отвечал старик.
- Ах, ах! - продолжала женщина еще более испуганно,- но, вероятно, тебе
известно далеко не все. Как только госпожа аббатиса отъехала, дама, верно,
почувствовала себя очень стесненной под плотной вуалью. Она подняла длинный
черный креп, и я увидела...
- Ну, и что же ты увидела, женщина? - спросил старик жену, которая,
дрожа, оглядывалась по сторонам, словно боялась увидеть привидение.
- Черты лица разглядеть было невозможно, но вот только его цвет, эта
серая, мертвенная бледность... Но вот что я заметила очень даже хорошо, так
это то, что дама находится в положении. Это ясно как божий день. Через
несколько недель она будет рожать.
- Я знаю об этом,- довольно мрачно отвечал старик,- и, чтоб ты не
умерла от любопытства и беспокойства, я попытаюсь в двух словах объяснить
тебе все. Знай, что князь 3., наш высокий покровитель, несколько недель
назад написал мне, что аббатиса цистерцианского монастыря в О. привезет ко
мне некую даму, которую я должен скрытно, тщательно оберегая от посторонних
глаз, принять у себя в доме. Келестина - так ее следует называть - дождется
у нас близких родов, а затем вместе с ребенком ее снова заберут. Добавлю к
этому еще, что князь потребовал у меня самого внимательного и заботливого
ухода за ней и приложил для начала весьма привлекательный кошель с изрядным
количеством дукатов, который ты можешь найти в моем комоде, после чего тебя
наверняка перестанут мучить всякие ненужные мысли.
- Стало быть, мы должны,- заключила бургомистрша,- поспособствовать
сокрытию чьего-то благородного греха.
Старик не успел ничего ответить - в комнату зашла их дочь и сообщила,
что незнакомка просит проводить ее в отведенные для нее покои. По
распоряжению бургомистра обе комнатушки верхнего этажа были убраны и
украшены с величайшей тщательностью, и старика немало задело, когда
Келестина спросила, нет ли у него какой-либо другой комнаты, окно которой
выходило бы на внутренний двор. Нет, ответил он и добавил, лишь для очистки
совести, что вообще-то имеется одно помещение, окно которого выходит в сад,
но его едва ли можно назвать комнатой, а скорее жалким чуланом, просторным