"Николай Васильевич Гоголь. Не напечатанное при жизни, незавершенное (1840-е годы)" - читать интересную книгу автора

песен под именем "Гусли". Собранием этим он поддел даже самого Пушкина,
который принял их за подлинные и с такою верною простотою передал их в
полновесных стихах своих. Почувствовать и угадать дух славянский - это уже
слишком много и почти невозможно для француза. По природе своей эти две
нации не сходятся между собою в характере. К тому же французу трудно
позабыть на минуту, что он француз. С этой стороны Мериме является в своих
созданиях далеко выше своих писателей-соотечественников.

УЧЕБНАЯ КНИГА СЛОВЕСНОСТИ ДЛЯ РУССКОГО ЮНОШЕСТВА

Начертание Н. Гоголя

ПРОСПЕКТ

В двух больших томах: в первом - часть поэтическая, во втором - часть
прозаическая. Каждый том состоит из двух половин: в первой половине
изложение правил, или теория, во второй - примеры. Первая половина, то есть
правила, должна быть напечатана большими четкими литерами всплошь, не
разделяя на столбцы, с широким бордюром вокруг, дабы не слишком велика была
квадра [2], - с пробелами и расстановками; вторая же половина, или примеры,
должна быть напечатана тесно в два столбца мелким шрифтом и вокруг, вместо
бордюра, одна тоненькая линеечка или черта. Заглавия те же и в правилах и в
примерах, и должны быть занумерованы теми же номерами, - дабы вдруг можно
было, по прочтении правила, найти ему соответствующие и принадлежащие
примеры.

О НАУКЕ

Наука у нас еще не разработывается как полное целое. Еще не думают о
совокуплении ее в цельное крепкое ядро. В трудах наших ученых также
раздаются не переварившиеся европейские мнения, и такими же торчат яркими
заплатами их собственные мысли, как все это раздается в наших гостинных
спорах и разговорах: всего нанесено и все не переварилось. А между тем
только в одной русской голове (если только эта голова устоялась) возможно
созданье науки как науки, и русской ум войдет в сок свой. Наука, окинутая
русским взглядом, всеозирающим, расторопным, отрешившимся от всех сторонних
влияний, ибо русский отрешился даже от самого себя, чего не случалось доселе
ни с одним народом. Немцу, о чем бы он ни говорил, не отрешиться от немца;
французу, о чем бы он ни говорил, во всех его мненьях и словах будет слышен
француз; англичанину и подавно, более всех нельзя отделиться от своей
природы. Стало быть, полное беспристрастие возможно только в русском уме, и
всесторонность ума может быть доступна одному только русскому, разумеется,
при его полном и совершенном воспитании. К этому нужно присовокупить нашу
способность схватывать живо малейшие оттенки других наций и, наконец, живое
и меткое наше слово, не описывающее, но отражающее, как в зеркале, предмет.
Наука у нас непременно дойдет до своего высшего значения и поразит самым
существом, а не краснобайством преподавателя, его даром рассказывать, или же
применениями к тому, что интересует моду, и всякими другими нарумяниваниями
и подслащиваниями, которыми стараются сделать <науку> удобопроглотимою. Она
поразит своим живым духом, из нее же исходящим, и сим только станет