"Николай Васильевич Гоголь. Ранние статьи (1831-1833)" - читать интересную книгу автора

"Бедный юноша! Вот что люди называют любовью! Вот какая участь
готовится для этого кроткого существа, в котором боги захотели отразить
красоту, подарить миру благо и в нем показать свое присутствие на земле!
Бедный юноша! Ты бы сжег своим раскаленным дыханием это кроткое существо, ты
бы возмутил бурею страстей это чистое сияние! Знаю, ты хочешь говорить мне
об измене Алкинои. Твои глаза были сами свидетелями... но были ли они
свидетелями твоих собственных мятежных движений, совершавшихся в то время во
глубине души твоей? Высмотрел ли ты наперед себя? Не весь ли бунт страстей
кипел в глазах твоих; а когда страсти узнавали истину? Чего хотят люди? они
жаждут вечного блаженства, бесконечного счастия, и довольно одной минутной
горечи, чтобы заставить их детски разрушить все медленно строившееся здание!
Пусть глазами твоими смотрела сама истина, пусть это правда, что прекрасная
Алкиноя очернила себя коварною изменой. Но вопроси свою душу: что был ты,
что была она в то время, когда ты и жизнь, и счастие, и море восторгов
находил в Алкиноиных объятиях? Переверни огненные листы своей жизни и
найдешь ли ты хотя одну страницу красноречивее, божественнее той? Захотел ли
бы ты взять все драгоценные камни царей персидских, все золото Ливии за те
небесные мгновения? И что против них и первая почесть в Афинах, и верховная
власть в народе! И существо, которое, как Промефей, все, что ни исхитило
прекрасного от богов, принесло в дар тебе, водворило небо со светлыми его
небожителями в твою душу, - ты поражаешь преступным проклятием; когда вся
твоя жизнь должна переродиться в благодарность, когда ты должен весь
вылиться слезами, и умилением, и кротким гимном жизнедавцу Зевесу, да
продлит прекрасную жизнь ее, да отвеет облако печали от светлого чела ее.
Устреми на себя испытующее око: чем был ты прежде и чем стал ныне, с
тех пор, как прочитал вечность в божественных чертах Алкинои; сколько новых
тайн, сколько новых откровений постиг и разгадал ты своею бесконечною душою
и во сколько придвинулся ближе к верховному благу! Мы зреем и
совершенствуемся; но когда? когда глубже и совершеннее постигаем женщину.
Посмотри на роскошных персов: они переродили своих женщин в рабынь, и что
же? им недоступно чувство изящного - бесконечное море духовных наслаждений.
У них не выбьется из сердца искра при виде богини Праксителевой [1];
восторженная душа их не заговорит с бессмертною душою мрамора и не найдет
ответных звуков. Что женщина? - Язык богов! Мы дивимся кроткому, светлому
челу мужа; но не подобие богов созерцаем в нем: мы видим в нем женщину, мы
дивимся в нем женщине, и в ней только уже дивимся богам. Она поэзия! она
мысль, а мы только воплощение ее в действительности. На нас горят ее
впечатления, и чем сильнее и чем в большем объеме они отразились, тем выше и
прекраснее мы становимся. Пока картина еще в голове художника и бесплотно
округляется и создается - она женщина; когда она переходит в вещество и
облекается в осязаемость - она мужчина. Отчего же художник с таким несытым
желанием стремится превратить бессмертную идею свою в грубое вещество,
покорив его обыкновенным нашим чувствам? Оттого, что им управляет одно
высокое чувство - выразить божество в самом веществе, сделать доступною
людям хотя часть бесконечного мира души своей, воплотить в мужчине женщину.
И если ненароком ударят в нее очи жарко понимающего искусство юноши, что они
ловят в бессмертной картине художника? видят ли они вещество в ней? Нет! оно
исчезает, и перед ними открывается безграничная, бесконечная, бесплотная
идея художника. Какими живыми песнями заговорят тогда духовные его струны!
как ярко отзовутся в нем, как будто на призыв родины, и безвозвратно