"Николай Васильевич Гоголь. Письма 1846-1847 годов " - читать интересную книгу автора

высших разрешений. В это дело, кроме Плетнева и цензора, не введен никто, а
поэтому и ты не сообщай о нем никому, кроме разве Языкова, который имеет
один об этом сведение, и то потому, что нечто из писем, мною к нему
писанных, поступило в выбор. Из этой книги ты увидишь, что жизнь моя была
деятельна даже и в болезненном моем состоянии, хотя на другом поприще,
которое есть, впрочем, мое законное поприще, и что велик бог в своих
небесных милостях. Но обо всем этом после. Может быть, через месяц, то есть,
если не в конце октября, то в начале ноября, должна выйти книга, а потому до
того времени не выпускай "М"ертвые· д"уши·". Плетнев пришлет тебе несколько
экземпляров, а в том числе и подписанный цензором на второе издание, потому
что, по моему соображению, книга должна разойтиться в месяц. Это первая моя
дельная книга, нужная у нас многим, а может быть, если бог будет так
милостив, принесущая им действительную пользу: что изошло от души, то
нельзя, чтобы не принесло пользы душе. Чрез неделю или полторы буду писать к
тебе. Теперь захлопотался именно этим делом. Прощай.

Адресуй письма в Рим, на имя посольства. Во Франкфурте остаюсь только
две недели и едва управлюсь с делами, которые должен кончить здесь,
отправляюсь в дорогу.

Н. М. ЯЗЫКОВУ

Франкфурт. Октябр"я· 5 "н. ст. 1846·

И ты против меня! Не грех ли и тебе склонять меня на писание журнальных
статей, - дело, за которое уже со мной поссорились некоторые приятели? Ну,
что во мне толку и какое оживление "Московскому сборнику" от статьи моей?
Статья все же будет моя, а не их; стало быть, им никакой чести. Признаюсь, я
не вижу никакой цели в этом сборнике. Дела мало, а педантства много. А из
чего люди в нем хлопочут, никак не могу себе определить. Вышел тот же
мертвый номер "Москвитянина", только немного потолще. У нас воображают, что
все дело зависит от [от того, чтобы] соединения сил и от какой-то складчины.
Сложись-ка прежде сам да сделайся капитальным человеком, а без того
принесешь сор в общую кучу. Нет, дело [теперь дело] нужно начинать с другого
конца. Прямо с себя, а не с общего дела. Воспитай прежде себя для общего
дела, чтобы уметь, точно, о нем говорить, как следу"ет·. А они: надел кафтан
да запустил бороду, да и воображают, что распространяют этим русский дух по
русской земле! Они просто охаивают этим всякую вещь, о которой действительно
следует поговорить и о которой становится теперь стыдно говорить, потому
"что· они обратили ее в смешную сторону. Хотел я им кое-что сказать, но
знаю, что они меня не послушают, а следовало бы каждому из "них· войти
получше в собственные силы и рассмотреть, [рассмотреть, на что именно они
им] к какому делу каждый создан вследствие ему данных способностей. Им,
слава богу, уже по тридцати и по сорока лет; пора оглядеться. А Панову скажи
так, что я весьма понял всякие ко мне заезды по части статьи отдаленными и
деликатными дорогами, но не хочет ли он понюхать некоторого словца под
именем: нет? Это словцо имеет запах не совсем дурной, его нужно только
получше разнюхать. Эти три строки можешь даже ему показать, а прочего не
показывай; их не следует обескураживать. Я их выбраню, но потом и притом
таким образом, что они после брани подымут нос, а не опустят. Нельзя