"Николай Васильевич Гоголь. Повести (ПСС Том 3)" - читать интересную книгу автора

канцелярии.
С четырех часов Невский проспект пуст, и вряд ли вы встретите на нем
хотя одного чиновника. Какая-нибудь швея из магазина перебежит через Невский
проспект с коробкою в руках, какая-нибудь жалкая добыча человеколюбивого
повытчика, пущенная по миру во фризовой шинели, какой-нибудь заезжий чудак,
которому все часы равны, какая-нибудь длинная высокая англичанка с ридикюлем
и книжкою в руках, какой-нибудь артельщик, русской человек в демикотоновом
сюртуке с талией на спине, с узенькою бородою, живущий всю жизнь на живую
нитку, в котором все шевелится: спина, и руки, и ноги, и голова, когда он
учтиво проходит по тротуару, иногда низкой ремесленник; больше никого не
встретите вы на Невском проспекте.
Но как только сумерки упадут на домы и улицы и будошник, накрывшись
рогожею, вскарабкается на лестницу зажигать фонарь, а из низеньких окошек
магазинов выглянут те эстампы, которые не смеют показаться среди дня, тогда
Невский проспект опять оживает и начинает шевелиться. Тогда настает то
таинственное время, когда лампы дают всему какой-то заманчивый, чудесный
свет. Вы встретите очень много молодых людей, большею частию холостых, в
теплых сюртуках и шинелях. В это время чувствуется какая-то цель, или лучше
что-то похожее на цель. Что-то чрезвычайно безотчетное, шаги всех ускоряются
и становятся вообще очень неровны. Длинные тени мелькают по стенам и
мостовой и чуть не достигают головами Полицейского моста. Молодые губернские
регистраторы, губернские и коллежские секретари очень долго прохаживаются;
но старые коллежские регистраторы, титулярные и надворные советники большею
частию сидят дома, или потому, что это народ женатый, или потому, что им
очень хорошо готовят кушанье живущие у них в домах кухарки-немки. Здесь вы
встретите почтенных стариков, которые с такою важностью и с таким
удивительным благородством прогуливались в два часа по Невскому проспекту.
Вы их увидите бегущими так же, как молодые коллежские регистраторы, с тем,
чтобы заглянуть под шляпку издали завиденной дамы, которой толстые губы и
щеки, нащекатуренные румянами, так нравятся многим гуляющим, а более всего
сидельцам, артельщикам, купцам, всегда в немецких сюртуках гуляющим целою
толпою и обыкновенно под руку.
"Стой!" закричал в это время поручик Пирогов, дернув шедшего с ним
молодого человека во фраке и плаще. "Видел?"
"Видел, чудная, совершенно Перуджинова Бианка."
"Да ты о ком говоришь?"
"Об ней, о той, что с темными волосами. И какие глаза! боже, какие
глаза! все положение и контура, и оклад лица - чудеса!"
"Я говорю тебе о блондинке, что прошла за ней в ту сторону. Что ж ты не
идешь за брюнеткою, когда она так тебе понравилась?"
"О, как можно!" воскликнул, закрасневшись, молодой человек во фраке:
"Как будто она из тех, которые ходят ввечеру по Невскому проспекту; это
должна быть очень знатная дама", продолжал он, вздохнувши: "один плащ на ней
стоит рублей восемьдесят!"
"Простак!" закричал Пирогов, насильно толкнувши его в ту сторону, где
развевался яркий плащ ее: "ступай, простофиля, прозеваешь! а я пойду за
блондинкою."
Оба приятеля разошлись.
"Знаем мы вас всех", думал про себя с самодовольною и самонадеянною
улыбкою Пирогов, уверенный, что нет красоты, могшей бы ему противиться.