"Николай Васильевич Гоголь. Мертвые души. Том 1 (ПСС Том 6)" - читать интересную книгу автора

одного значительного чиновника; но еще с большею точностию, если даже не с
участием, расспросил обо всех значительных помещиках, сколько кто имеет душ
крестьян, как далеко живет от города, какого даже характера и как часто
приезжает в город; расспросил внимательно о состоянии края: не было ли каких
болезней в их губернии, повальных горячек, убийственных каких-нибудь
лихорадок, оспы и тому подобного, и все так обстоятельно и с такою
точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство. В приемах
своих господин имел что-то солидное и высмаркивался чрезвычайно громко.
Неизвестно, как он это делал, но только нос его звучал, как труба. Это,
повидимому, совершенно невинное достоинство приобрело, однако ж, ему много
уважения со стороны трактирного слуги, так что он всякий раз, когда слышал
этот звук, встряхивал волосами, выпрямливался почтительнее и, нагнувши с
вышины свою голову, спрашивал: не нужно ли чего? После обеда господин
выкушал чашку кофею и сел на диван, подложивши себе за спину подушку,
которую в русских трактирах вместо эластической шерсти набивают чем- то
чрезвычайно похожим на кирпич и булыжник. Тут начал он зевать и приказал
отвести себя в свой нумер, где, прилегши, заснул два часа. Отдохнувши, он
написал на лоскутке бумажки, по просьбе трактирного слуги, чин, имя и
фамилию, для сообщения, куда следует, в полицию. На бумажке половой,
спускаясь с лестницы, прочитал по складам следующее: Коллежский советник
Павел Иванович Чичиков, помещик, по своим надобностям. Когда половой все еще
разбирал по складам записку, сам Павел Иванович Чичиков отправился
посмотреть город, которым был, как казалось удовлетворен, ибо нашел, что
город никак не уступал другим губернским городам: сильно била в глаза желтая
краска на каменных домах и скромно темнела серая на деревянных. Домы были в
один, два и полтора этажа, с вечным мезонином, очень красивым, по мнению
губернских архитекторов. Местами эти дома казались затерянными среди
широкой, как поле, улицы и нескончаемых деревянных заборов; местами
сбивались в кучу, и здесь было заметно более движения народа и живописи.
Попадались почти смытые дождем вывески с кренделями и сапогами, кое-где с
нарисованными синими брюками и подписью какого-то Аршавского портного; где
магазин с картузами, фуражками и надписью: "Иностранец Василий Федоров"; где
нарисован был билиярт с двумя игроками во фраках, в какие одеваются у нас на
театрах гости, входящие в последнем акте на сцену. Игроки были изображены с
прицелившимися киями, несколько вывороченными назад руками и косыми ногами,
только что сделавшими на воздухе антраша. Под всем этим было написано: "И
вот заведение". Кое-где просто на улице стояли столы с орехами, мылом и
пряниками, похожими на мыло; где харчевня с нарисованною толстою рыбою и
воткнутою внес вилкою. Чаще же всего заметно было потемневших двуглавых
государственных орлов, которые теперь уже заменены лаконическою надписью:
"Питейный дом". Мостовая везде была плоховата. Он заглянул и в городской
сад, который состоял из тоненьких дерев, дурно принявшихся, с подпорками
внизу в виде треугольников, очень красиво выкрашенных зеленою масляною
краскою. Впрочем, хотя эти деревца были не выше тростника, о них было
сказано в газетах при описании иллюминации, что город наш украсился,
благодаря попечению гражданского правителя, садом, состоящим из тенистых,
широковетвистых дерев, дающих прохладу в знойный день, и что при этом было
очень умилительно глядеть, как сердца граждан трепетали в избытке
благодарности и струили потоки слез в знак признательности к господину
градоначальнику. Расспросивши подробно буточника, куда можно пройти ближе,