"Николай Васильевич Гоголь. Мертвые души. Том 2 (ПСС Том 7)" - читать интересную книгу автора

отдаленья, был еще лучше. Равнодушно не мог выстоять на балконе никакой
гость и посетитель. От изумленья у него захватывало в груди дух, и он только
вскрикивал: "господи, как здесь просторно!" Без конца, без пределов
открывались пространства: за лугами, усеянными рощами и водяными мельницами,
в несколько зеленых поясов зеленели леса; за лесами, сквозь воздух, уже
начинавший становиться мглистым, желтели пески. И вновь леса, уже синевшие,
как моря или туман, далеко разливавшийся; и вновь пески, еще бледней, но все
желтевшие. На отдаленном небосклоне лежали гребнем меловые горы, блиставшие
белизною даже и в ненастное время, как бы освещало их вечное солнце. По
ослепительной белизне их у подошв их местами мелькали как бы дымившиеся
туманно-сизые пятна. Это были отдаленные деревни; но их уже не мог
рассмотреть человеческий глаз. Только вспыхивавшая при солнечном освещении
искра золотой церковной маковки давала знать, что это было людное большое
селение. Все это облечено было в тишину невозмущаемую, которую не пробуждали
даже чуть долетавшие до слуха отголоски соловьев, пропадавшие в
пространствах. Гость, стоявший на балконе, и после какого-нибудь
двухчасового созерцания ничего другого не мог выговорить, как только:
"господи, как здесь просторно!"
Кто ж был жилец и владетель этой деревни, к которой, как к неприступной
крепости, нельзя было и подъехать отсюда, а нужно было подъезжать с другой
стороны, где врассыпку дубы встречали приветливо гостя, расставляя широко
распростертые ветви, как дружеские объятья, и провожая его к лицу того
самого дома, которого верхушку видели мы сзади и который стоял теперь весь
налицо, имея по одну сторону ряд изб, выказывавших коньки и резные гребни, а
по другую - церковь, блиставшую золотом крестов и золотыми прорезными
узорами висевших в воздухе цепей? Какому счастливцу принадлежал этот
закоулок?
Помещику Тремалаханского уезда, Андрею Ивановичу Тентетникову, молодому
тридцатитрехлетнему счастливцу и притом еще и неженатому человеку.
Кто ж он, что ж он, каких качеств, каких свойств человек? У соседей,
читательницы, у соседей следует расспросить. Сосед, принадлежавший к фамилии
ловких, уже ныне вовсе исчезающих, отставных штаб-офицеров брандеров,
изъяснялся о нем выраженьем: "Естественнейший скотина!" Генерал, проживавший
в десяти верстах, говорил: "Молодой человек неглупый, но много забрал себе в
голову. Я бы мог быть ему полезным, потому что у меня не без связей и в
Петербурге, и даже при..." генерал речи не оканчивал. Капитан-исправник
давал такой оборот ответу: "А вот я завтра же к нему за недоимкой!" Мужик
его деревни на вопрос о том, какой у них барин, ничего не отвечал. Стало
быть, мненье о нем было неблагоприятное.
Беспристрастно же сказать - он не был дурной человек, - он просто
коптитель неба. Так как уже не мало есть на белом свете людей, которые
коптят небо, то почему ж и Тентетникову не коптить его? Впрочем, вот на
выдержку день из его жизни, совершенно похожий на все другие, и пусть из
него судит читатель сам, какой у него был характер и как его жизнь
соответствовала окружавшим его красотам.
Поутру просыпался он очень поздно и, приподнявшись, долго сидел на
своей кровати, протирая глаза. И так как глаза, на беду, были маленькие, то
протиранье их производилось необыкновенно долго, и во все это время у дверей
стоял человек Михайло с рукомойником и полотенцем. Стоял этот бедный Михайло
час, другой, отправлялся потом на кухню, потом вновь приходил, - барин все