"Николай Васильевич Гоголь. Вечера на хуторе близ Диканьки, ч.II (Предисловие, Ноч" - читать интересную книгу автора

лишним присоединить к своему хозяйству, заранее размышляя о том, какой оно
примет порядок, когда перейдет в ее руки, и удвоивала благосклонность к
старому Чубу. А чтобы каким-нибудь образом сын ее Вакула не подъехал к его
дочери и не успел прибрать всего себе, и тогда бы наверно не допустил ее
мешаться ни во что, она прибегнула к обыкновенному средству всех
сорокалетних кумушек: ссорить как можно чаще Чуба с кузнецом. Может быть,
эти самые хитрости и сметливость ее были виною, что кое-где начали
поговаривать старухи, особливо когда выпивали где-нибудь на веселой сходке
лишнее, что Солоха точно ведьма; что парубок Кизяколупенко видел у нее
сзади хвост величиною не более бабьего веретена; что она еще в позапрошлый
четверг черною кошкою перебежала дорогу; что к попадье раз прибежала
свинья, закричала петухом, надела на голову шапку отца Кондрата и убежала
назад.
Случилось, что тогда, когда старушки толковали об этом, пришел какой-то
коровий пастух Тымиш Коростявый. Он не преминул рассказать, как летом,
перед самою петровкою, когда он лег спать в хлеву, подмостивши под голову
солому, видел собственными глазами, что ведьма, с распущенною косою, в
одной рубашке, начала доить коров, а он не мог пошевельнуться, так был
околдован; подоивши коров, она пришла к нему и помазала его губы чем-то
таким гадким, что он плевал после того целый день. Но все это что-то
сомнительно, потому что один только сорочинский заседатель может увидеть
ведьму. И оттого все именитые козаки махали руками, когда слышали такие
речи. Брешут сучи бабы! - бывал обыкновенный ответ их.

Вылезши из печки и оправившись, Солоха, как добрая хозяйка, начала
убирать и ставить все к своему месту, но мешков не тронула: Это Вакула
принес, пусть же сам и вынесет! Черт между тем, когда еще влетал в трубу,
как-то нечаянно оборотившись, увидел Чуба об руку с кумом, уже далеко от
избы. Вмиг вылетел он из печки, перебежал им дорогу и начал разрывать со
всех сторон кучи замерзшего снега. Поднялась метель. В воздухе забелело.
Снег метался взад и вперед сетью и угрожал залепить глаза, рот и уши
пешеходам. А черт улетел снова в трубу, в твердой уверенности, что Чуб
возвратится вместе с кумом назад, застанет кузнеца и отпотчует его так, что
он долго будет не в силах взять в руки кисть и малевать обидные карикатуры.

В самом деле, едва только поднялась метель и ветер стал резать прямо в
глаза, как Чуб уже изъявил раскаяние и, нахлобучивая глубже на голову
капелюхи, угощал побранками себя, черта и кума. Впрочем, эта досада была
притворная. Чуб очень рад был поднявшейся метели. До дьяка еще оставалось в
восемь раз больше того расстояния, которое они прошли. Путешественники
поворотили назад. Ветер дул в затылок; но сквозь метущий снег ничего не
было видно.
- Стой, кум! мы, кажется, не туда идем, - сказал, немного отошедши, Чуб,
- я не вижу ни одной хаты. Эх, какая метель! Свороти-ка ты, кум, немного в
сторону, не найдешь ли дороги; а я тем временем поищу здесь.
Дернет же нечистая сила потаскаться по такой вьюге! Не забудь закричать,
когда найдешь дорогу. Эк, какую кучу снега напустил в очи сатана!
Дороги, однако ж, не было видно. Кум, отошедши в сторону, бродил в
длинных сапогах взад и вперед и, наконец, набрел прямо на шинок. Эта
находка так его обрадовала, что он позабыл все и, стряхнувши с себя снег,