"Анатолий Дмитриевич Голубев. Убежать от себя " - читать интересную книгу автора

19

Когда он сказал жене, что пошел работать, то еще и сам толком не
представлял, что подразумевает под понятием "работа". Он не спеша прошел в
спальню, где на высоком бюро стояла пишущая машинка - старый "Континенталь"
едва ли не начала века, с подкрашенными сложными конструкциями, довольно
нелепыми по нынешним общепризнанным стандартам, но приведенный в идеальное
состояние, с удивительно сохранившейся картинкой на деке - ярко-желтый вид
завода "Вандерер-верке".
Однако Рябов к бюро не подошел. Направился к маленькому письменному
столу и тяжело опустился в кресло.
Чистый лист бумаги лежал перед ним. И первым желанием было написать:
"Ветер носит слухи от дерева к дереву". Но не затем он сел к столу. И уж не
затем, чтобы заниматься рукописью книги, срок сдачи которой в спортивное
издательство катастрофически приближался, а даже самой предварительной
работе еще не видно было конца.
"Что мне, больше всех надо? Или кто-то, кроме меня самого, может
упрекнуть, что я сделал мало для хоккея? Ну что беситься? Конечно, это не
только обидно, но и несправедливо - отлучать от сборной в канун серии, для
которой я столько сделал. Сделал главное - чтобы сложилась дружина, с
которой не стыдно выйти на любой лед. Команда состоит не только из игроков -
тренер тоже что-нибудь значит, хотя существует представление, что тренер -
фигура самая легкозаменяемая. Убрать тренера перед самыми ответственными
матчами- это отнять у команды ум. Ну может быть, слишком сильно сказано. Но
лишить памяти - это уж точно!
Сколько собрано здесь! - Рябов невольно протянул руку к стопкам тяжелых
тетрадей, лежавших на углу письменного стола, и погладил их, потом кинул
взгляд на полку, висевшую отдельно, на которой стояли его книги. Не просто
им написанные - им выстраданные.- И советские издания, и зарубежные. Только
в Канаде вышло четыре книги - целая хоккейная библиотека. Канадцы
интересуются. Уже прислали заказ на новую рукопись, которую я еще не
закончил. А тут я должен доказывать, что делал правильно все, и тем не менее
буду виноват... Но в чем? Конечно, новые веяния, новые люди... Но простая,
механическая смена тренера никогда не приносила пользы общему делу. Мой
характер не нравится начальству? Но по-моему, лающий пес куда полезней
спящего льва. Уж коль мирились со скверным характером Рябова столько лет,
могли бы потерпеть и до окончания серии.
А если попросить по-человечески: дескать, хорошо, я уйду сам - насильно
мил не будешь, - но дайте мне довести до конца задуманное много лет назад.
Просить? Унижаться? Как хапуга, который хочет урвать себе кусок пожирнее?
Впрочем, еще неизвестно, какой это будет кусок. Может стать комом в
горле. Хотя убежден и головой ручаюсь, что выиграем. Не могу сказать, с
каким преимуществом, но всеми фибрами души чую запах победы. А они не
чувствуют... Страх перед новым рискованным делом - плохой помощник. Но
председатель ведь человек с характером, умеющий идти на риск... Он не раз
доказывал, что может поступиться даже собственным мнением, если предложенное
кем-то принесет делу больше пользы. Конечно, мы далеки с ним от дружеских
отношений. Я никогда их не добивался. Он в них не нуждается. Так ведь мы и
не в коммунальной квартире, где дружба столь желательна. Каждый делает свое
дело, и любовь не обязательна..."