"Анатолий Дмитриевич Голубев. Убежать от себя " - читать интересную книгу автора

Рябов откинулся в кресле и закрыл глаза. Издалека в тишину комнаты
стали вплывать сначала глухие, как бы вполсилы, удары с характерным вторящим
эхом - так стучит о борта шайба, когда в утреннем пустом Дворце спорта
команда выкатывается на тренировку. Слух Рябова уже отличал удары шайбы от
стука клюшек. И эти звуки становились все громче, пока наконец острый скрип
льда, стонущего под коньками, да собственный голос, перекрывающий все эти
звуки, не заставили его тряхнуть головой:
"Что это? Я, кажется, слышу самого себя со стороны. Да пожалуй, и вижу.
Будто первый сладкий сон, в котором еще так живы воспоминания ближайшего
прошлого. Неужели может когда-нибудь случиться такое, что я останусь без
этих звуков, живущих во мне настолько прочно, что не мыслю себе будущего без
них? Неужели когда-нибудь настанет время, да и не когда-нибудь, а вот так
скоро, возможно, завтра, что слова "хоккей" и "Рябов", так часто стоявшие
для мира рядом, иногда почти заменявшие друг друга, потеряют всякую связь?"
От такого комплимента, сделанного самому себе, - не так уж это далеко
от истины - Рябов сладко вздохнул, впитывая приятный аромат приятной мысли.
"А почему нет? Хоккей был и до Рябова. Будет жить и после, как бы и что
бы ни думал на этот счет сам Рябов. Уходят спортсмены, уходят и тренеры. Как
вообще уходят из жизни люди. И чем бы ни занимался на земле, придет час,
когда не будет другой возможности подумать, что ты сделал, что оставляешь
людям.
Смерть - это окончательное отторжение от всего, что построили, создали,
для чего работали, всего, что близко и дорого нам. Грустно становится при
мысли: умереть - это последнее, что мы можем сделать. А ведь смерть могла бы
научить нас искусству жить!
Но и в таком случае окончательное подведение итогов пусть отодвинется
как можно дальше. Как можно дальше... Но оставить любимое дело, когда
подходишь к высшей, венчающей все точке, - это обидно. Это потеря репутации,
а потерять репутацию - то же самое, что умереть среди живых. Вот, вот!
Наверно, этого я боюсь больше всего - умереть среди живых. Смешно! Разве
можно, назвать жизнью существование, при котором по ночам не будет сниться
белесый лед в конце тренировки и черный перед ее началом, при котором
перестанут звучать в ушах мелодии гулких ударов.
Конечно, сейчас много способной молодежи. Конечно, я не первой
свежести. Болезни время от времени давят на сердце тяжелым мешком,
наполненным тревогами и заботами, поминутной суетой на виду у стольких
людей, когда нельзя сделать ни одного неверного шага... Но все-таки причина
нынешнего конфликта не в моем здоровье! И думается, даже не во мне... Тогда
в чем же? А что, если будущие лавры победителя серии кажутся кому-то слишком
заманчивыми? Может быть, и впрямь, одному человеку многовато стать
зачинателем исторического поединка и одновременно его победителем?! Не
разделить ли лавровый венок пополам? Вот тебе, Рябов, часть за идею, а за
победу - отдадим другому. Кому? Не суть важно. Главное - не мне. Все, что
сделал я для организации - ощипанные остатки лаврового венка, - будут ничем,
когда трубы возвестят о победе. Победа? Будет ли она? Готовы ли к ней те,
кто придет к руководству сборной? Прошли ли они сердцем по всем возможным
тропам к заветной победе, как продрался через колючие заросли сомнений я,
ведя сборную в последние десять лет от триумфа к триумфу. Полно, Рябов!
Вспомни, сколько раз ты был триумфатором! Неужели тебе недостаточно?! Ведь и
обычному везению когда-то наступает конец. Вот мне бы еще одну, эту