"Анатолий Дмитриевич Голубев. Убежать от себя " - читать интересную книгу автора

последнюю и главную победу! А потом пусть все пойдет как пойдет! Но они не
выиграют без меня... Нет, они не выиграют. Никто, как я, не знает команды.
Никто, как я, не знает и соперников. Только я, только я знаю, как надо
сражаться с ними и что надо сказать своим парням, когда дрогнут они в
тяжелую минуту. Легкой победы не будет, но мы все равно победим...
Если я так убежден, что не выиграют без меня, и если они так убеждены,
что я им не нужен, я уйду. Уйду сам, громко хлопнув дверью, так, чтобы
стекла задребезжали в самых дальних кабинетах. Почему должен оправдываться
я?! Пусть оправдывается Баринов, когда спросят, почему ушел Рябов. Я не
мальчик. Мой уход не останется незамеченным. И каждый, у кого есть капля
здравого смысла и понятия о хоккее, спросит себя: "Что случилось? Почему
Рябов вдруг сам, ни с того ни с сего, в канун главных битв, ушел?" А если
подумают, что я струсил? Нет, даже врагу моему не придет на ум такой
глупости. Рябов не трусил никогда. Трусам заказана дорога к победе. Об этом
я написал целую книгу..."
Он начал повторяться в мыслях о победе, взвинчивая себя, еще и еще раз
убеждая, что до заветной цели так близко. И вдруг вспышка злой обиды на всех
вспыхнула в нем. Он взял лист бумаги, поднял его двумя пальцами, как бы
пробуя на вес, перед тем как перо выведет такие тяжелые слова... И вдруг
решительно снял золотой колпачок ручки. Крупные колючие буквы побежали по
листу:
"Председателю комитета по физической культуре и спорту..."
Но решительности хватило ненадолго. Перо дрогнуло и остановилось.
"А что, если председатель так вот спокойно, вместо того чтобы
испугаться моего письма, возьмет и подмахнет? Просит человек, просит
немолодой, много поработавший, хочет на покой, вот и пойдем ему навстречу.
Еще благим делом его подпись обернется. Рябов, что с тобой творится? Ты
становишься мнительным! Ведь вся твоя жизнь была сплошным риском. Ты начинал
играть, не зная, сможешь ли добиться чего-то на льду. Добился. Сомневался,
достаточно ли теоретического багажа, необходимого для тренерской работы?
Хватило. И потом шел на эксперименты, не зная или слишком хорошо зная, что
ждет, если результат окажется не таким, каким его хотели бы видеть...
Конечно, надо спокойно и просто написать заявление, сказав, что тренер
Рябов, учитывая создавшуюся вокруг сборной обстановку, не считает себя
вправе ставить под удар результат очень важной, исторически важной хоккейной
серии. Еще кое о чем сказать. Так, для большей предметности разговора на
коллегии. Чтобы потом можно было продолжить беседу в другой организации,
повыше! Тогда и посмотрим, решится ли коллегия на задуманное..."
Но перо Рябов все-таки отложил. Сунув руки в карманы тренировочной
куртки, откинулся на спинку.
"Определенный риск есть... А когда его не было?! Я взял из подмосковной
команды молодого Борина. И что же? В самой главной, смотровой игре он
выглядел ужасно. А ведь ради этого оболтуса, думал тогда я, да и не только
я, отправили на покой двух надежных середнячков-ветеранов, которые бы еще
поскребли коньками. Весь матч я тогда стоял, мысленно обхватив голову обеими
руками. Глаза бы мои не смотрели на лед, когда он там выделывал свои
дебютантские штучки! Так блестяще импровизировать в бездарной игре
невозможно! И после игры этот нахал еще подошел ко мне и принес свои
извинения. Признался, что никогда не играл так плохо. Я, конечно, охотно
согласился с ним под смешки в раздевалке. И сказал ему прямо: "Если твоя