"Анатолий Дмитриевич Голубев. Убежать от себя " - читать интересную книгу автора

большей и не требовалось, чтобы как-то отстраниться от прошедшего
разговора, - Сергей спросил:
- А ты что решил делать?
"Вот он, главный вопрос. И сколько людей сейчас хотели бы мне его
задать. И скольким людям я бы хотел ответить по-разному. Но что сказать
сыну? Наверно, правду..."
- Не знаю, Сережа! - Рябов развел руками. И чтобы жест этот не был
расценен сыном как явное проявление растерянности, положил их на стол со
стиснутыми кулаками.

22

Вызов удивил Рябова и своей срочностью, и формой, в какой был сделан:
позвонили на тренировочную базу из комитета и велели явиться к заместителю
председателя. Такого еще с Рябовым не случалось, чтобы вызывали и не
спрашивали, а может ли он...
"Что-то в последнее время с приходом молодежи к руководству поубавилось
уважительности. И не только уважительности - обычной вежливости", - ворчал
про себя Рябов, поднимаясь по лестнице на третий этаж.
В любой другой раз он непременно бы заглянул сам к председателю, благо
вопросов что по сборной, что по клубной команде хоть отбавляй. Но сейчас
прошел мимо председательского кабинета умышленно, даже не взглянув на его
дверь. Навстречу попадались люди-рослые, в разном возрасте, но одинаково
крепкой породы.
"Такая публика только в нашем комитете!...-подумал с гордостью, словно
все уважительно здоровавшиеся с ним - его воспитанники и именно ему обязаны
своим молодцеватым видом.
Рябов на несколько минут задержался на лестничной площадке, взглянув на
свой хронограф, - оставалось еще три минуты до назначенного часа, но он
решил к Барину раньше времени не приходить. Рябов не помнил, где впервые
услышал эту кличку, сразу напрочь и точно приклеившуюся к новому заместителю
председателя, который был моложе его, Рябова, почти вдвое. Правда, Борис
Александрович считал, что возраст не может служить индульгенцией: ни слишком
юный, ни слишком старый. Любой человек стоит ровно столько - сколько он
стоит. А это совсем не зависит от количества прожитых лет.
Рябов редко испытывал к малознакомому человеку чувство неприязни, хотя
не мог пожаловаться на количество врагов. Но к Михаилу Ивановичу Баринову он
сразу же, еще не видя его в глаза, но услышав кличку, проникся, мягко
говоря, неуважением. И каждый раз, сколько бы ни сводили его дела с замом,
антипатия - похоже, взаимная - только росла. С этим же чувством он и сегодня
вошел в приемную. Секретарша - молоденькая, пухлая школьница - "И откуда
откопали такую куклу?" - едва не выпрыгнув из кресла, пролепетала:
- Михаил Иванович у председателя. Велел вам подождать...
"Велел!" Интересно, сама так изволила выразиться, или действительно
Барин "велел"?
Рябов протянул последнее слово по слогам, передразнивая хозяина
приемной, и плюхнулся в кресло. Он достал из кармана записную книжку и начал
заносить в нее кое-какие цифры, хотя особой нужды и спешки в работе не было.
Мысли Бориса Александровича все время вертелись вокруг столь срочного
вызова. Он ждал его, но ждал позже. Что же случилось?