"Уильям Голдинг. Пирамида " - читать интересную книгу автора

деточка!
- Интересно, на что это ты намекаешь?
- Научный метод. - Улыбка все не сходила с герцогского профиля. - Да
чем умничать...
Роскошное оскорбление пришло мне в голову.
- Я карманы его вывернул, Эви. Крестика там не оказалось. Может, он в
пиджак его сунул. Ты спроси.
- Олли! Бобби! Мне через полчаса на прием!
Роберт уже не смеялся. Стал сразу очень тихий, очень спокойный.
Потрепал ее по плечу.
- Hу-ну, успокойся, моя радость.
Я сардонически расхохотался.
- Как шейка после вчерашнего - не ноет?
- У меня? Здрасте! С чего это?
Одна сторона ее лица подхихикнула и сразу стала опять серьезной.
Роберт медленно прошел к кусту, повесил пиджак рядом с брюками. Вытащил
из-за ворота шелковый шейный платок, сунул в пиджак. И так же медленно
вернулся обратно.
- Не пройдешься ли ты за это дерево, юная Бабакумб?
- Ты чего? Что удумал?
- Я намерен преподать этому юному кретину урок, в котором он остро
нуждается.
Повернулся ко мне, возвышаясь надо мною на добрых тридцать
сантиметров, выгнул шею.
- А ну давай. Туда.
И зашел за куст.
Я вопросительно глянул на Эви. Она устремила глаза ему вслед,
стискивая руками шею, разинув рот. Я стал босиком пробираться по желудям и
сучьям. За кустом была поляна, открытая полоса безупречного дерна между
двумя стенами высоких зеленых папоротников. Роберт ждал, со зловещей
услужливостью раздвигая для меня руками волчцы. Потом оглядел меня с
расстояния нескольких метров, стиснув челюсти, вяло расставил ноги. Что-то
он мне смутно напоминал - картинку из книжки, возможно. Он обратился ко
мне, будто тоже припомнил книжку:
- Какая сторона для тебя предпочтительней?
Мы в нашей гимназии дрались, конечно, по-своему. Боксерские перчатки,
груши и прочее нам были не по карману. Кроме того, я был староста и
посвятил себя химии. Я был выше этих глупостей.
- Я не боксирую.
- Ничего. Научу. Может, извинишься?
- Вот уж этого ты не дождешься.
Роберт выпятил левое плечо, поднял кулаки, уткнул в них подбородок и
стал приплясывать ко мне. Я тоже поднял кулаки, левый кулак вперед, хотя у
меня было то, что Роберт научно бы обозначил как левая стойка.
Блистательная октавная техника моей левой руки на клавишах всегда
впечатляла, пока не обнаруживалась жалкая немощность правой. Но Роберт был
не пианино. Он во всю длину выбросил свою костлявую левую руку, и лес
взорвался сплошной белой вспышкой. Я в ответ мазнул кулаком, но Роберт
успел отскочить на три метра, тряс рыжей копной и пританцовывал, готовясь
к новому наскоку. Я снова сделал выпад сквозь красные круги, расходившиеся