"Уильям Голдинг. Пирамида " - читать интересную книгу автора

ванной! Что соседи подумают?
Я ответил невнятно:
- Младший Юэн. Смеялся над ним.
- Только не с набитым ртом, детка!
- Прошу прощенья.
- Бобби Юэн. Как жаль, что вы... Правда, он так долго отсутствовал
из-за своей школы...
Этот телеграфный стиль не нуждался для меня в расшифровке. Мама
сожалела о социальных различиях между нами и Юэнами. И еще она думала о
несовместимости характеров, осложнявшей это различие и усугублявшей его.
Детьми, так сказать в пору социальной невинности, мы играли вместе. И я
знал кое-что про эти игры, о чем ни моя мама, ни миссис Юэн не
догадывались. Мы тогда едва вышли из пеленок.
- Ты мой раб.
- Ничего не раб.
- Нет, раб. Мой папа доктор, а твой у него аптекарь.
Вот почему я столкнул его с забора на огуречный парник Юэнов, и еще
столько грохоту было, когда он упал. Естественно, после этого наши пути
разошлись, а из-за школ, мопедов и нежных родителей наше общение сводилось
к тому, что мы снайперски друг в друга стреляли из своих духовых ружей,
правда аккуратно норовя промахнуться. И вот я поцеловал Эви Бабакумб - ну,
в общем-то, и Роберт выставил себя передо мной идиотом.
- Оливер, детка. Пожалуйста, не свисти с набитым ртом!
После завтрака я как можно непринужденней заглянул в аптеку, где папа
- по старинке - скатывал пилюли. Стоя в дверях коридора, соединявшего наш
флигель с аптекой, я впервые сообразил, насколько он больше похож на
настоящего доктора, чем важный доктор Юэн или хлипкий доктор Джонс,
младший компаньон. Подобные визиты не были у нас приняты, папа только
хмуро глянул из-под насупленных бровей и промолчал. Прислонясь к косяку, я
измышлял предлог, чтобы пройти в приемную, где сейчас, несомненно,
работала Эви. Возможно, папа согласится с тем, думал я, что я нуждаюсь в
тщательном осмотре: у меня и правда что-то странное творилось с сердцем.
Но я не успел еще выдавить из себя первое слово, а уж Эви - снабженная,
очевидно, антенной, как моя мама, показалась в конце коридора. В своем
сине-белом ситцевом платьице, только в чинных чулочках под носками - за
конторкой в приемной с голыми ногами она, разумеется, сидеть не могла.
Приложив палец к губам, она отчаянно трясла головой. Лицо у нее
изменилось. Левый глаз запух, и кисточки с левой стороны не трепыхались,
застыли по струнке. Правая сторона была зато подвижна вдвойне. Мне,
правда, некогда было детально ее разглядывать, поскольку она явно что-то
хотела мне сообщить. Палец на губах, качание головой - это я мог понять.
Никому никогда ничего! Тут все ясно, могла бы и не просить. Но эти
вращения рук у горла, будто ей грозит удушение, этот указательный палец,
свирепо тычущий куда-то в сторону Площади, - это зачем? И голова кивает, и
разлетается грива...
Эви застыла. Вслушалась. Исчезла в приемной. Беззвучно закрылась
дверь. Папа все скатывал свои пилюли. Я непринужденно побрел по коридору
обратно в наш флигель и уселся за пианино. Я играл и думал. Меня всегда
выручало это прикрытие. Зачем ей понадобилась Площадь? Кто собирается ее
душить? Самой вероятной кандидатурой был сержант Бабакумб, но едва ли он