"Уильям Голдман. Марафонец " - читать интересную книгу авторапонимаете, этот пистолет сейчас у меня. Брат добыл его для меня, ему тогда
было двадцать. Когда и мне разрешили по закону, я начал упражняться. Теперь я метко стреляю. Они остановились перед красивым зданием, у входа в которое стоял швейцар. - Зачем это? - Не знаю. Я надеялся, что Маккарти будет еще жив. Я ведь думал тогда так: физически я не силен, сами видите, не тяжеловес, а было бы очень здорово шлепнуть пару мерзавцев до того, как они шлепнут тебя. Теперь я храню пистолет, потому что он мой, потому что он отцовский. Не знаю, зачем я его храню. Всего хорошего, профессор. - Леви повернулся, собираясь уйти. - Том. Боже, он назвал меня Томом! - Да, сэр? - Почему ты не ответил, что цитата из Теннисона? По твоему лицу было видно, что ты знал. - Испугался. Бизенталь кивнул. - Да, я устрашаю людей, но я и старался добиться этого эффекта. Аки лев рыкающий... Леви взглянул на Бизенталя. Он смущен, подумал Леви, потому и запнулся. Затем слова Бизенталя вырвались залпом: - Я плакал в тот день, Том, когда он умер. Я хочу, чтобы ты знал это. - Всем нам в тот день было невесело, - ответил Леви. 6 Сцилла стоял у входа во дворец и смотрел вдоль Принцесс-стрит. Темнело быстро, но Принцесс-стрит оставалась такой же прекрасной, ничто в Эдинбурге не могло сравниться с ней, да и во всей Шотландии и Британии, и в Европе, да, пожалуй, на всем этом и даже на том свете. Она - дар Всемогущего, он будто бы специально собрал лучшие магазины с Пятой авеню и расставил их здесь, вдоль Центрального парка, но затем, не удовлетворенный обыкновенной зеленью, воздвиг посреди парка огромный холм высотой в сотни футов, увенчанный великолепным пряничным дворцом. Если уж выбирать себе улицу для последнего часа, лучше Принцесс-стрит не сыскать. Хватит думать о последнем часе. Но Сцилла не мог с собой ничего поделать. Он стоял на пронизывающем ветру, любуясь огнями чудесных магазинов, которые напоминали о роде человеческом, точнее, о его отсутствии. Правая рука побаливала, швы жгли огнем. Робертсон опаздывал. Можно было не беспокоиться, если бы опаздывал кто-то другой. Но Робертсон славился своей пунктуальностью. Если ты сидел в Лондоне, а он звонил из Бейрута и говорил: "Встретимся во вторник в 2.30, на горе Эверест, северный склон, на полпути к вершине", то тебе придется искать уважительную причину, если прибудешь к месту без двадцати три. Надо надеяться, задерживается он по безобидной причине; может, машина застряла в пробке или колесо спустило. Вся Принцесс-стрит была на виду, |
|
|