"Уильям Голдман. Марафонец " - читать интересную книгу автора

Леви пересек авеню, прибавил скорость у Центрального парка, свернул
налево и пробежал один квартал. Оказавшись в самом парке, направился в
сторону теннисных кортов. Осталось лишь свернуть - и он на месте.
У водохранилища.
Тот, кто спланировал этот водоем, решил Леви уже много месяцев назад,
был его единомышленником. Водохранилище - безупречное озерцо - облюбовали
миллионеры с Пятой авеню, их дальние, но не бедные родственники с Южной
авеню и дальние родственники последних с Западной авеню.
Леви легко обгонял прочих бегунов, огибая озерцо. Было полшестого
вечера - он всегда бегал в это время, самое подходящее для него. Некоторые
любят пробежаться утром, но у Леви утром лучше всего работал мозг, так что
самые сложные учебники он штудировал до обеда, а после полудня делал записи
или читал что полегче. К пяти часам мозг истощался, а тело отчаянно
требовало движения.
Итак, в половине шестого Леви тренировался. Ясно, что он бегал быстрее
всех в этих местах, и будь вы случайным наблюдателем, то непременно
подумали бы, что этот рослый и, пожалуй, стройный парень обладает хорошей
техникой бега, хотя бег его немного и смахивает на гусиный.
Но вам бы заглянуть в его мечты.
Леви собирался бежать марафон. Как Нурми. Как уже почти легендарный
Нурми. Пройдут годы, и во всем мире болельщики будут мучиться вопросом: кто
лучше, всесильный финн или легендарный Т. Б. Леви? "Леви, - заспорят
одни, - никто, кроме него, не пробежит так последние пять миль". А другие
возразят, что к тому времени, когда Леви будет бежать последние пять миль,
Нурми уйдет вперед так далеко, что уже не важно будет, как Леви побежит эти
самые пять миль. Спор будет разгораться - один знаток против другого - и
гореть многие годы...
Дело в том, что Леви хотел стать не просто марафонцем, он хотел стать
исключительным марафонцем. А если еще учесть его поразительный интеллект и
широту познания в сочетании со скромностью, столь же великой, сколь и
естественной...
Уже в эти годы он стал почетным стипендиатом в Оксфорде и мог
пробежать пятнадцать миль без особых усилий. Но дайте еще несколько лет, он
станет и доктором философии, и чемпионом. И тогда-то толпы будут вопить:
"Лее-вии! Лее-вии!", вызывая его на старты новых побед и свершений, как они
обычно выкрикивают "Впее-ред!", подбадривая своих кумиров.
Лее-вии! Лее-вии!..
И им будет все равно, что бежит он так странно и неловко. Они, может
быть, и не заметят, что ростом он за семь футов2, а весом только сто
пятьдесят фунтов3- и это несмотря на то, что, выпивая огромное количество
молока в день, чтобы преодолеть свою худобу...
Лее-вии! Лее-вии!..
Им будет наплевать, что у него дурацкий вихор и лицо фермера с Дикого
Запада и что даже после трех лет обучения в Англии на лице его все то же
выражение простака, который готов купить Бруклинский мост, только предложи.
Его любят немногие, не знает никто, кроме (слава Богу, есть Док) Дока. Но
положение изменится.
Лее-вии!.. Леееее-вии!..
Так он и бежал, с твердой уверенностью, что никто не сравнится с ним в
беге, кроме, пожалуй, Меркурия, не знающего устали, легендарного,