"Уильям Голдман. Марафонец " - читать интересную книгу автора

это рассчитываю, они придут.
- Другими словами, вы хотите охранять меня, но еще и использовать как
приманку?
В первый раз за все время Джанеуэй показался усталым.
- Я хочу поймать убийц. Других намерений у меня нет. Может, ты что
придумаешь? Если ты хочешь пойти со мной в "Карлайль", ради Бога, пошли. Я
сниму тебе номер, я отвезу тебя в Вашингтон, мы спрячем тебя, пока все не
успокоится. Все, что захочешь, будет сделано, только скажи.
Бэйб не размышлял ни минуты.
- Я не испугался, мистер Джанеуэй, клянусь. Теперь, когда я все знаю,
я думаю - это здорово. Понимаете, историкам не часто выпадают приключения,
профессия у меня малоподвижная, вы понимаете? Сиднем торчишь целый день,
читаешь, читаешь, читаешь. Да я и не собирался никуда идти до обеда. То, о
чем вы меня просите, нетрудно сделать.
Джанеуэй пристально смотрел на Бэйба, пытаясь определить, говорит ли
он правду. Бэйб же подумал о себе: храбрился бы я, если бы не умел стрелять
и у меня не было бы заряженного пистолета в ящике письменного стола. Хоть
бы Джанеуэй оказался прав, тогда можно быстро отомстить убийцам. Вот придут
они, и он их пристрелит. Бэйб потрогал рукой кровь Дока, запекшуюся на его
рубашке.
- Ладно, - сказал Джанеуэй. - Я ухожу, ты остаешься. Как ты найдешь
меня?
- "Карлайль", семьсот сорок четыре шестнадцать ноль-ноль, две тысячи
один.
Джанеуэй искренне удивился.
- Я достойный брат своего брата, - похвастался Бэйб.
- Запри за мной дверь, - приказал Джанеуэй. Он взял сумку и ушел.
Бэйб запер за ним дверь.
Теперь все ушли.
И Док ушел.
Время траура.
Бэйб вернулся к своему креслу и сел. Теперь никто не вмешается, не
будет лезть в душу. Он сидел один, единственный, кто остался от союза Г. В.
и Ребекки Леви.
Он действительно был теперь один. Какое это мертвящее слово "один". Не
было старого семейного очага, куда можно было бы вернуться. Теперь
страшненькая комната студента стала таким очагом, и одно это было уже
поводом для отчаяния и траура. Старая конура, чулан с грязной раковиной,
ржавой водой, крохотной ванной без окна и почти незаметным, затерявшимся в
углу окном с потрескавшейся рамой, через которое и воздуха-то толком не
поступало, ни ветерка...
Бог ты мой! Окно... Проклятое окно! Оно ведь не заперто, а рядом
пожарная лестница. Убийцы Дока проберутся к нему по пожарной лестнице,
спрячутся в темноте, достанут свои винтовки с глушителями и ворвутся, будут
его пытать, убьют и уйдут.
Бэйб метнулся к окну: конечно, закрыто.
Придурок, сказал он себе. Треплешь себе нервы по пустякам вместо того,
чтобы предаваться скорби.
Бэйб вернулся к своему креслу и сел. Попробовал предаться скорби. Не
вышло.